Из современных проблем Церкви | страница 39



1. Первый эпизод можно было бы рассматривать юмористически, если бы он не был симптомом тревожных процессов. То, что на этих прекрасных девочек напали с таким ожесточением, показывает, что, по–видимому, многие французы утратили вкус к обсуждению мнений и терпимости. Не знаю, с каких позиций на них ополчились. С позиций сексуальной революции? Ах, какая это старая вещь! Почитаешь Апулея или кого–нибудь из эллинистических и римских писателей — и видишь, что «ничего нет нового под солнцем». Хочу верить, что это увлечение пройдет, как проходит все в нашем меняющемся мире. Даже у животных пол как–то регулируется, а если человек хочет идти против своей природы, это у него долго не протянется. Никак не пойму, как может эта проблема быть связана с «нищетой» и прочим. Хотя да! Ведь есть энциклика «Хумани вите» [75]. У нас нет на этот счет определенного церковного мнения, хотя все согласны, что аборт — преступление. Что же касается «регуляции рождаемости», то здесь мнения расходятся. Наверно, на Западе все это связывают с демографическим взрывом. Но боюсь, что проблема эта не биологическая, а социальная. Если бы люди захотели, они могли бы прокормить еще одно такое человечество на одни лишь средства, идущие на вооружение и пр. Из Ваших заметок вижу также, что девочек ругали за мещанство и желание следовать по пути старозаветных родителей. Вообще я хорошо понимаю психологию западных аутсайдеров из молодежи. Их бунт естественен, хотя вряд ли плодотворен. У нас это уже было — сто лет назад, когда толпы студентов бросали университеты и шли «в народ» (их потом сами же крестьяне вывозили на лошадях, как ненужный балласт — обескураженных и несчастных). Ведь не только жертвенность, и труд и знания входят в служение человечеству. То, что молодежи претит «Буржуазная культура», — вполне понятно. Человек в глубине своей всегда недоволен, и это — залог его поисков. Но негативизм, или, как у нас говорили в XIX веке, «нигилизм» есть безответственная негативность, обреченная на бесплодие. И я уверен, что здоровое будущее любой страны связано не с наркоманами, хиппи и фокусниками, а с такими вот девочками, в которых больше настоящей человечности, чем с их обличителями. Не дай Бог, если христиане этих стран не поймут этого простого и естественного факта. А что их назвали «политиками» — это дешевый трюк и недозволенный прием. Ничего серьезного в этом не вижу.

2. В сущности, мы должны радоваться, что для верующих социальные проблемы стали дороги. Однажды я где–то услыхал афоризм: «Когда ты голоден — это биологическая проблема, когда голоден человек рядом с тобой — это уже проблема нравственная». Но здесь есть и определенная опасность подмены веры — этикой, духовного — социальным. У нас такую подмену попытался осуществить Толстой и в результате — ушел от христианства. Простите за общеизвестные истины: вера без дел мертва, но и одними делами не спасается никакая плоть. Если христианский журнал, или общество, или орден всецело уходят во внешнюю деятельность, они теряют право на существование как христианские. Стремление к справедливости присуще всем честным людям: будь они мусульмане или неверующие. Проблема наиболее целесообразных и гуманных устройств — научно–этическая проблема. Этика же, хотя по существу и коренится в вере, но вера ею не исчерпывается. Этика — это удобренная земля, на которой вырастают цветы духа. Если вместо цветов (и плодов) мы будем любоваться одной лишь почвой, вряд ли нас сочтут разумными. Если Всемирный Совет Церквей будет заниматься только проблемами голода и пр., то его с успехом заменит Юнеско или Красный крест. В действительности сегодня как никогда актуальны слова «не хлебом единым жив человек». Хлеб нужен, даже в молитве Господней о нем сказано, но что было бы, если бы мы всю ее свели к прошению о хлебе, как один из героев Ибсена?.. Концепция ненасилия, благородным представителем которой был М. Л. Кинг, мне знакома; развивали ее разные искренние христиане. И опять–таки Толстой ее проповедовал. Но, хотя в ней есть много симпатичного, абсолютизировать ее нельзя. Своих оппонентов я всегда спрашивал: что же были должны делать народы России, когда на них напали нацисты? Сидеть сложа руки и говорить о ненасилии? Нет, даже ценные идеи, когда их доводят до абсурда, становятся опасными. Совершенно согласен с Вами и относительно Лат. Америки. Я как–то читал у Камары