Вы упоминаете о том, что о. Д. Дюрабль учил вас объективности на основе Аристотеля и св. Фомы. Это очень характерно. Я ценю томизм за его четкую дифференциацию ступеней знания, но в «объективность» не очень–то верю. Ведь человек всегда субъект. Он всегда вносит в познание свой внутренний подход, свою личность. Познание персоналистично. От этого никуда не уйдешь. Аристотель же хорош, по–моему, лишь в сфере низшего разума. Годность его для высокого богословия — сомнительна. Впрочем, я это изложил в своей книге о греческой религии и философии, которую Вы, быть может, когда–нибудь прочтете (если Вам это интересно).
Я убежден, что католические богословы теоретически не разделяют духовную жизнь от мысли о Боге. Но на практике выходит, что они это иногда делают. Я надеюсь, что это со временем изживется. В этом направлении идут, кажется, «экзистенциальные» мыслители (вроде Марселя [73]).
Простите, что я нагружаю Вас всякими проблемами, которые Вам, быть может, не очень интересны. Но, ценя Вашу дружбу, я хочу в двух–трех словах поделиться с Вами своими соображениями по различным общим вопросам. У меня рождается такое ощущение: кто–то должен об этом подумать. Так почему же не мы? На кого надеяться и на кого рассчитывать?
История с закрытием журнала печальна и, увы, вполне характерна. Остается только верить, что век декретизма уходит в прошлое. Пусть бушуют кризисы, истина не нуждается в приказах. Если веришь в нее, то свобода не страшна. Всегда остается критерий Гамалиила, по которому он судил о первохристианстве.
Вы правы, что в нашей религиозной мысли было немало субъективизма. Им были заражены многие, начиная с Соловьева. Но не за это мы ценим его и его последователей. Главное у них — это органическое понимание мира и познания, в котором находят свое место и наука, и теоретическая мысль, и мистика, и богословие.
Хотелось бы знать, что Вы писали о митр. Иннокентии. Я очень ценю его. Его книга для новообращенных до сих пор у нас имеет хождение. Я часто бываю на его могиле. Она недалеко от моего дома (в Лавре). У меня есть обширный труд о нем, 19–го века.
И, наконец, последнее. То, что Вы пишете о монастырском духовничестве, понятно и вполне установившееся в традиции. Но то — монастырь, а вопрос: как упорядочить это для мирян. Правда ли, как мне пишут, на Западе исповедь почти упразднена или стала весьма редкой? На каком основании?
Прекрасно, что Д. снова будет говорить в школе. Меня так волнует эта проблема! Шура всегда пишет об этом в тонах фарса, хотя сама (втайне, быть может) переживает тоже. Я безусловно верю в то, что Священная история еще продолжается и диалог Заветов не кончен. Мы, христиане, слишком много сделали для того, чтобы его затруднить. Вы пишете, что отношение к христианам плохое. Что же тут удивительного? Не мы ли сами породили это в веках? Это дело гораздо более важное, чем кажется на первый взгляд. Популюс Деи, являя типичный образчик человечества, с библейских времен оказывал Богу противление. Но его призвание неотменимо, и Бог ждет, как и прежде. Как Он задумал, ТАК И БУДЕТ.
