Письма к друзьям | страница 50
Обращаю внимание ваше на подчеркнутые мною слова: из них видно, что употребление для Евхаристии церковного вина "самого чистого, безпримесного и не окислого", было в глазах святителя "нужнейшим Церкви святым делом".
Я сделал эту ссылку на св. Тихона кстати, попутно, под впечатлением только что прочитанной книжки, ибо в том письме моем приведены свидетельства многочисленные и более авторитетные, на которые опирался, можно думать, и сам Святитель в своих суждениях и распоряжениях о "чистом и беспримесном" вине.
Меня возмущает и сокрушает в толках о веществе святейшего Таинства и вообще об отношении к церковно-культовым требованиям и предписаниям равнодушие к голосу Церкви. Обычно рассуждение направляется по такому руслу: "Бог есть Дух: и поклоняющиеся Ему должны поклоняться в Духе и истине. Внешнее не существенно в христианстве, оно имеет значение в Ветхом Завете, ныне же "прейде сень законная, благодати пришедши">{172}; только веруй и, уповая на безграничную милость Божию, спокойно приноси Богу, живущему во свете неприступном, керосин вместо елея, парафин вместо воска, ягодный на сахарине сок вместо вина и т.д.".
В подобных рассуждениях определенно чувствуется интеллигентский и бурсацкий рационализм, проложивший в наше церковное общество широкий путь протестантскому субъективизму и лжедуховности, а в конечном счете - неверию и богоотступничеству. Афонский спор о святыне Имени Божия>{173} ясно вскрыл эту язву нашего религиозного самосознания, прикрывавшего ее ризою Православия.
12/25 июня 1925 г.
Письмо седьмое
11 мая 1923 г., день св. равноапостольных Мефодия и Кирилла
Дорогие друзья мои!
На этот раз хочу побеседовать с вами по поводу одного вопроса, который давно сверлит мою душу, не потому, чтобы он тяготил меня своей неясностью и трудностью, а потому, что давно и часто приходилось и приходится мне слышать его со стороны, между прочим, и в вашей среде.
Будучи весьма прост и несложен в общей, так сказать, постановке, он очень разнообразится, прилагаясь к конкретным, частным предметам и фактам.
В общей форме он может быть выражен так: "какой смысл имеет то, что мы - верующие христиане, чада Церкви Христовой - переживаем в течение последних лет, начиная с первого года революции?"
В частности, приходится слышать следующие недоуменные вопросы: "как можно терпеть, чтобы величайшие святыни наши были захвачены руками ярых богоборцев? Кремль, наша древнерусская святыня? Святые останки великих праведников, наших предстателей пред Богом?