Изабель поспешила дальше, к следующему мосту, по которому, словно на картинке из детской книжки, со всей наглядностью ехала электричка. Запыхавшись, Изабель пробежала мимо церкви Апостола Павла и, наконец, оказалась на Вартбургштрассе. Солидные дома эпохи грюндерства теснились друг к другу, никаких повреждений, будто войны и не было, но до чего ж нелепые у них фасады. Свет уличных фонарей смешивался со светом убывающего дня, во все горло распевал дрозд, Изабель даже заметила черное округлое пятно на ветке сухого деревца. А вот и второй, нахохлившись, уселся на карнизе и распевает вовсю, будто хочет победить в соревновании.
Отсюда должен быть виден грузовик из мебельного. И вдруг Изабель стало неловко подниматься одной в квартиру, она нащупала ключ в кармане куртки, нащупала и дырочку в подкладке. Пустынной была улица, только стукнуло где-то окно, какая-то машина выползла из гаража и уехала, а на дальнем конце улицы, возле перекрестка, стоял под моросью дождя мужчина, запрокинув голову. «Андраш», — подумала было она. Как он прощался с ней на работе: «Что ж, ты уже уходишь…» — и улыбнулся ей любезно и печально. Но это оказался Якоб. Золотистые волосы блеснули, когда он обернулся и увидел ее.
Потом они лежали вместе на матраце, прикрывшись торопливо скинутой одеждой, и мерзли до тех пор, пока Якоб не взглянул на часы и не вскочил. Поцеловал ее, поспешно оделся, пошел, у двери обернулся еще раз, последний раз взглянув на нее. Она показалась ему маленькой, гладенькой, совсем юной.
Он сразу поймал такси, стал подгонять водителя, чтобы не опоздать к назначенному времени, и тот проехал на желтый. Дождь усиливался.
Он увидел, что Бен в клетчатой рубашке, зеленой с синим, бежит вниз по склону. «Как толстый мальчик, — подумал Джим, — руками загребает, размахивает, орет!» Вот сценка, отлично поставлено. Летний день, жара, легкий ветерок в кронах деревьев, на поляне корзины для пикника, как раньше. Только это Бен, а не какой-то ребенок, и он действительно растолстел и несется, несется, будто за ним погоня. Вот он под воздушным змеем, тот заштопорил, готовится к падению как к прыжку, а мальчик с веревкой побежал по склону вверх, где стоят полукругом три могучих дуба с раскидистыми, кряжистыми ветвями. «Чего психуешь? — сказал тогда Элберт. — Ну, подкатил он к ней, ну, таблетки принес». Ну, подкатил, ну, таблетки — Мэй, его подружке, которая лежала на полу в крови! «И не воняй, Бен вызвал «скорую», а что оставалось? Кто ее измолотил, ты или Бен?» На это Джиму нечего было сказать, ведь Мэй лежала в крови на полу, возле софы, телефон все еще в руке, Джим точно помнил, что сам был в кухне и пил пиво. И это всё.
