В тот вечер они начали с пива в прокуренном подвале, а потом поднялись в светлые залы ресторана, где пахло цветами и духами, и меланхоличный тапер играл какой-то медленный вальс. Поднялись, заняли несколько столиков, и начали нагло, хищнически оглядывать зал — искать хорошеньких дам, чтобы пофлиртовать с ними. Нет, ничего большего и никаких особых дерзостей курсанты себе не позволяли. «Черный лебедь» — не то место. Публика тут почтенная, так что с дамами — только флиртовать и танцевать, если только сама она не пожелает чего-то большего. Но некоторые желали. И несколько ребят с их курса уже завязали здесь серьезные романы с дамами зрелыми, богатыми, страстными и одинокими. И даже те, у кого уже были невесты, даже те, кто не мечтал о пикантной связи с незнакомкой, шли в «Черный лебедь», потому что хотели насладиться женским обществом. Прикоснуться к той красивой взрослой жизни, которая ждала их после окончания школы. Конечно, их ждала еще и война… Но она скоро кончится и они вернутся героями. Так что об этом нечего особо и размышлять.
Конрад засиделся в подвале дольше других. Ему хотелось напиться. И вовсе не хотелось танцевать. В конце концов, он остался один. Но потом за ним прибежал Эберхарт фон Грюненхофф: из всей компании он питал к Конраду больше всего расположения, находя его замкнутость и мрачность весьма загадочной, привлекательной и признаком настоящей мужественности. Эберхарт даже пытался Конраду подражать. И почти во всем следовал его примеру. Хотя слишком отрываться от коллектива боялся, и всегда шел туда, куда шло большинство.
Конрад думал — Эберхарт сядет сейчас пить с ним… Но тот восторженно залопотал:
— Идем, идем скорее наверх! Там такое, такое!!! Там настоящая богиня! Может, ты ей понравишься, ты им всегда нравишься… Идем же!
Вид у Эберхарта был счастливый и какой-то обалделый. И конечно, сам он не имел возможности понравиться богине, он и обычным-то женщинам не слишком нравился, уж очень прыщав был и сильно потел. И, сознавая свою неконкурентоспособность, Эберхарт всегда старался вытолкнуть вместо себя Конрада, и радовался его успехам — как своим.
— Пожалуйста, ну пожалуйста, пошли!
Отказать ему в его мольбе было бы, пожалуй, жестоко. К тому же Конраду показалось интересным взглянуть на «настоящую богиню» — прежде Эберхарт стеснялся выказывать такие бурные эмоции в отношении недоступных для себя женщин. Так что Конрад залпом допил то, что оставалось в кружке, и пошел наверх.
