3
Все дни, пока мама болела, Конрад ощущал себя заброшенным и несчастным, как никогда в жизни. К маме его не пускали: доктор Гросс боялся, что мальчик может подхватить эту неведомую инфекцию. Его с нянькой Утой и домашним учителем герром Нойманном вообще переселили в отдельный флигель. Гулять ему разрешалось только в маленьком розарии, где было совершенно негде порезвиться. Контакты с деревенскими детьми были полностью исключены. И Конрад изнывал от тоски, безделья и страха за жизнь матери: он понимал, что если мама сама не зовет его к себе — значит, она очень серьезно больна. Конрад старался вести себя хорошо, как никогда внимательно учился, не капризничал за едой, а после обеда сидел на скамеечке среди отцветающих, уже почти не пахнущих роз и читал книжки. Дядя Отто не забыл привезти ему новую: это была взрослая и довольно страшная книга о людях, похороненных заживо. Но уж лучше было читать и бояться, чем думать о маминой болезни.
А потом приехал отец. В измятой и запыленной одежде, небритый, с бледным от недосыпа лицом, он вошел в учебную комнату и Конрад буквально одним прыжком вылетел из-за стола, за которым горбатился над задачками, и повис у отца на шее. Папа вернулся! Теперь все наладится и мама наверняка выздоровеет. Папа найдет ей самых лучших врачей. Папа все может!
Франц обнял и сухо поцеловал сына в лоб, потом отстранил. На лице его застыло встревоженное выражение. Он задал сыну несколько вопросов, но кажется, не очень вслушивался в то, что тот ему отвечал. Конрад понимал, что все мысли отца сейчас заняты только болезнью мамы.
Папа попросил Конрада слушаться герра Ноймана и тут же ушел. В следующий раз мальчик увидел его после того, как Франц и Отто вместе съездили в католический собор за необходимыми артефактами. Конрад уже засыпал, когда отец зашел к нему и надел ему на шею серебряную цепочку, на которой висел маленький крест и образок святого Кристофора.
— Не снимай никогда, даже во сне, даже когда принимаешь ванну, — строго сказал отец.
— Хорошо. А как мама себя чувствует?
— Пока еще не очень хорошо. Но мы с твоим дядей надеемся, что скоро ей полегчает.
При этих словах взгляд у отца стал каким-то непривычно суровым. Он потрепал Конрада по волосам и вышел. А Конрад вдруг подумал, что с таким лицом, какое было сейчас у папы, рыцари уходили на бой… На бой за свою прекрасную даму.
Заснуть Конрад уже не смог. Он лежал и крутил в пальцах новенький крестик. Думал о папе и маме. О том, что дядя Отто ни на что не способен. И если вдруг отцу понадобится помощь в том, что он затеял (а он явно что-то затеял, и это что-то — вовсе не поездка за врачом в другой город, а нечто рискованное), на Отто явно рассчитывать не стоит. Так что Конраду надо вести себя по-мужски: встать из кровати, прокрасться через весь темный дом и сесть в засаде возле маминой спальни. И если что — придти отцу на помощь. В этом ему виделся вызов. И — цель. Очередная цель. Очередной шаг на пути к тому, чтобы стать взрослым… Таким, как отец.
