Неизвестный — или неизвестные — убивали молодых военных. Самой младшей жертве едва исполнилось семнадцать, но парень был крупный, здоровый, на вид совсем не мальчишеского облика. Самому старшему — двадцать девять, но он тоже был крепкий, гибкий, безупречно здоровый. Все жертвы при жизни отличались завидным здоровьем. И все они были армейские… Два офицера. Девять солдат. Пять курсантов военных училищ. Нет, теперь уже шесть курсантов… Этот, которого Дитель обследовал сейчас, тоже был в курсантской форме, прежде чем его раздели и положили на стол. Все убиты одним способом, а тела — фантастическая наглость со стороны преступника! — брошены прямо на улице.
Герр Хорс Зиглер, следователь, который вел это дело, принимал его близко к сердцу, сам лично приходил за отчетами о вскрытии, и еще беседовал с Дителем, обсуждал с ним всякие детали… Например: как преступник мог доставить тела к тем местам, где он их оставлял? Вынес на плече? Привез в садовой тачке? Самая вероятная версия — выбросил из автомобиля — являлась и самой нежелательной: автомобили принадлежали по большей части военным, или же очень состоятельным, высокопоставленным, а значит — благонадежным гражданам. Конечно, существовал еще грузовой транспорт, но все же… Все же это дело было более чем скверным.
Для двадцатипятилетнего Дителя Крона было очень лестно внимание такого человека, как герр Зиглер. Один из опытнейших следователей, серьезный, бывалый мужик, и вообще, что называется, хороший парень! Искренний, что теперь редко встречается. С Дителем следователь говорил откровенно. И не скрывал того, что это дело пугает его: как само по себе, так и возможные последствия. На таком деле можно здорово погореть. Ходом расследования уже интересуется Гестапо. И хорошо, если эти преступления — работа серийного убийцы. То есть, плохо, конечно, поймать серийного очень трудно. Но все же — хорошо, если это просто серийный убийца. Гораздо страшнее, если это идеологическое преступление. Ведь Гестапо уже начало интересоваться процессом следствия. А вдруг, кто-то не просто так убивает солдат и офицеров Рейха, в том числе и будущих? Вдруг, кто-то таким путем пытается ослабить армию?
Дителю было очень жаль герра Зиглера. Достойный послужной список, до пенсии совсем недолго, и вот — не повезло, такое досталось сложное расследование. А ведь у него семья на иждевении: мать, незамужняя сестра и жена, которую герр Зиглер обожал, на которой он так поздно смог жениться, потому что у него долго не было средств и достойного жилья… А она, фрау Гертруда Зиглер, его ждала. И дождалась. А ведь она была красавица! Герр Зиглер, когда о ней рассказывал, у него всегда слезы умиления выступали. Он показывал фотографию молодой Гертруды: и правда ведь красавица! Дочки в нее пошли. У него четыре дочки. И все красавицы. Статные, румяные, синеглазые, с толстыми золотыми косами и с ямочками на щеках. Дитель видел их, они по-очереди приходили к отцу в обеденный перерыв, приносили еду в маленьких кастрюльках и судочках. Жена заботилась, чтобы в обед герр Зиглер ел домашнее. Хорошая, правильная жена. Наверное, и дочки когда-нибудь станут такими же замечательными женами. Когда повзрослеют. Сейчас старшей из них девятнадцать, она только начала работать машинисткой, зарабатывает немного, младшей — четырнадцать, она учится в школе. Герр Зиглер называет всех их «мои девочки» — и мать, и сестру, и жену, и дочек, все они «его девочки», и все они зависят от него, и так важно, чтобы с герром Зиглером не случилось никаких неприятностей.
