Он откинул простыню. Только что зашитый разрез был сделан на месте старого трансплантационного шва. Внешне грудь Палмера являла собой живописное зрелище: безобразный узор бугристых шрамов. Внутренности же его торса можно было сравнить с хлебной корзинкой, набитой затвердевшими ломтями чахнущих органов. Хирург так и сказал ему: «Боюсь, ваше тело, господин Палмер, уже не способно воспринимать новые ткани или трансплантаты. Это конец».
Палмер улыбнулся. Его тело было ульем, содержащим органы других людей, и в этом смысле он не так уж отличался от Владыки, который воплощал собой улей немертвых душ.
— Спасибо, доктор. Я понимаю. — Голос Палмера был все еще хриплым после интубационной трубки. — В сущности, я полагаю, вам уже пора подвести черту под своей хирургией. Я знаю, вас тревожит, что Американская медицинская ассоциация может заинтересоваться нашими процедурами отбора органов для трансплантации. Этим своим заявлением я освобождаю вас от дальнейших обязательств. Гонорар, который вы получите за проведенную операцию, будет последним. Мне больше не потребуются медицинские вмешательства. Никогда в жизни.
В глазах хирурга застыла нерешительность. Элдрич Палмер, человек, который почти все свои долгие годы провел в болезнях, обладал сверхъестественной волей к жизни: это был дикий, не от мира сего инстинкт выживания — ничего подобного хирург не встречал в своей практике. Неужели Палмер решил наконец уступить неумолимой судьбе?
Не важно. Хирург почувствовал огромное облегчение, и душа его исполнилась благодарности. Он давно уже планировал уйти на пенсию, и теперь к этому все было готово. Какое блаженство — быть свободным от каких бы то ни было обязательств в это смутное, беспокойное время! Он только надеялся, что самолеты в Гондурас все еще летали. А когда это здание сожгут дотла, пожар не повлечет за собой расследования, — вокруг и так хватало беспорядков.
Доктор проглотил свою отставку с вежливой улыбкой на лице и удалился под стальным взором господина Фицуи-льяма.
Палмер дал отдых глазам и позволил мыслям вернуться к тому моменту, когда Владыка, по вине старого дурака Се-тракяна, попал под удар солнечных лучей. В сложившейся ситуации Палмера интересовало только одно: что это все означало для него самого? — иных точек зрения он не признавал.
Случившееся только ускоряло ход событий, а это, в свою очередь, лишь приближало его собственное избавление от страданий.
Так или иначе, но дни Палмера были уже сочтены.
