Рядом с рассказчиком развернулась картина. Посетители с любопытством уставились на нее.
— «Слышь, Иза, — обращается гончар к жене, — ты могла бы мне изменить с лордом?» «Ну что ты, Асан! Никогда! Я порядочная женщина!» Гончар хмыкает: «А за одну золотую монету?» «Н-нет, Асан», — сомневаясь, отвечает жена. «А за одну серебряную?» — настаивает гончар. «Ну, Асан, мы так тяжело живем… Так трудно продать горшки, а дочке надо новое платье. Да и крыша протекает… Ведь ты бы меня простил…» «Ну а ты, Ильма, — обращается гончар к дочке, — ты бы смогла отдаться лорду за одну серебряную?» «Ну что ты, папа! Я же девушка!» — возмущается дочь. «Хм, — говорит гончар, — а за три серебряных?» Девушка краснеет: «Ну… Мне же нужно приданое… Да и вам с мамой полегче жилось бы…» Гончар с сожалением вздыхает и бьет кулаком по столу: «Две шлюхи в доме, а живем как нищие!»
Тихие смешки, возникающие в зале с начала рассказа, превратились в дружное ржание.
Джей поклонился публике, наслаждаясь всеобщим вниманием. Эверетт покраснел и уставился в столешницу. Наместник улыбнулся — грубоватая шутка пришлась ему по вкусу — и с удовольствием прислушался к началу следующей байки.
— Молодой сынок богатого торговца затащил горничную мамаши в свою комнату и завалил ее на диван. Неширокий, правда, но кое-как устроились. Горничная для виду посопротивлялась и сдалась.
Публика с удовольствием уставилась на откровенную картинку.
— А тут входят мамаша и папаша молодца. Горничная увидела их и думает: «Ну теперь-то он на мне точно женится, когда скажу, что жду маленького». Папаша рассуждает: «Совсем мальчик взрослый стал. Пора в дело вводить». А мамаша глядит на них и возмущается: «О Храм! Как лежит эта дрянь, мальчику же неудобно!»
Зал был в восторге. Менестрель покраснел еще сильнее, но потихоньку с интересом поглядывал на картинку.
Выдержав паузу, принц приступил к последней, заключительной байке, предваряющей одну из его любимых сказок:
— Королевский дворец в одной далекой стране. Утро. После теплой ванны и зарядки король, положив себе на серебряную тарелочку тертой морковки, подходит к окну, смотрит вниз сквозь украшенные морозными узорами стекла и видит на снегу надпись: «Король — м…к!»
Публика восторженно заржала. Вальдорн с легкостью представил себе в этой роли короля Альвиона и мечтательно заулыбался.
— Позеленев от гнева, его величество вызывает канцлера…
Наместник еле сдержался, чтобы не засмеяться вслух.
— …и отдает приказ: выяснить, кто замешан в сем государственном преступлении. Через три дня, в течение которых король мучается поносом и несварением желудка, канцлер приходит с докладом. «Ваше величество, — говорит он, — вы только не волнуйтесь, но виновные найдены…»
