Куинси добрался до зарослей рододендронов. Он уже занес ногу для следующего шага, когда кусты вдруг зашевелились.
— Пригнитесь! — крикнул Кинкейд.
Куинси присел. Из кустов вылетел ворон.
— Мать твою! — Кинкейд выстрелил.
— Это всего лишь птица, Кинкейд! Прекратите стрелять, ради всего святого.
Кинкейд опустил пистолет. Он дрожал всем телом, глаза его расширились. Он снял палец со спускового крючка, но по-прежнему не менял позы, каждый мускул был напряжен. Куинси это чувствовал.
Его взгляд блуждал по сторонам, он ни на чем не мог сосредоточиться. Они оба сломались. Начали как профессионалы, а потом превратились в мальчишек, которые забрели на местное кладбище и насмерть перепугались.
— Я ничего не вижу, — отрывисто произнес Кинкейд.
— Я тоже.
— Уверен, если бы он был поблизости, то понял бы, что мы следуем его дурацкой карте.
— Наверняка.
Кинкейд глубоко вздохнул, потом выдохнул. Наконец его отпустило, пистолет снова скользнул в карман. Сержант сделал несколько шагов.
— В рапорте мне придется сообщить, что я открыл огонь, и все благодаря этой чертовой птице, — пробормотал он. Сержант, видимо, был страшно обескуражен, но по крайней мере не пал духом.
— И вдобавок вы промахнулись, — закончил Куинси.
— Ч-черт, мне следовало бы стать бухгалтером. Вы когда-нибудь об этом подумывали? Мой отец бухгалтер. Может быть, не самая интересная работа в мире, но зато он почти все лето свободен. А главное, вряд ли ему приходится бродить по кладбищам и искать таинственных незнакомцев. Сидит себе за столом и складывает цифры. Я так тоже могу.
— А я всегда хотел быть учителем. Конечно, пришлось бы по-прежнему проводить массу времени, общаясь с бандитами, но по крайней мере в самом начале их жизненного пути и до того, как они успеют убить полдесятка человек.
Кинкейд уставился на него:
— У вас интересный взгляд на вещи.
— На вечеринках я желанный гость, — заверил его Куинси.
Сержант вздохнул и принялся рассматривать землю в поисках крестика.
— Так что вы говорили? Насчет Лиса?
— Ах да. Мистер Паркер заплатил выкуп, и Лис выбросил из машины труп его двенадцатилетней дочери. У Мэрион были отрублены ноги, вытащены внутренности, а под веки подставлены проволочки, чтобы девочка казалась живой. Потом полиция собирала ее внутренние органы по разным районам Лос-Анджелеса.
Кинкейда, похоже, замутило.
— Господи Иисусе, неужели это правда?
— Это было очень громкое дело.
— В 1927 году? И ведь тогда еще не было жестоких видеоигр. Поверить не могу. Но ведь это случилось почти восемьдесят лет назад! Сомневаюсь, что сейчас мы имеем дело с тем же самым парнем.
