— Странная скала, — прокомментировал я, указывая на нижний слой.
— Лед, — сказал Стэйд. — Друг мой, вы смотрите на остатки позднего ледникового периода, который произвел ужасающие разрушения, вторгшись в плейстоцен. Чем мы, кстати, собираемся питаться?
— У нас есть ружья, — напомнил я.
— Очень предусмотрительно было с вашей стороны получить разрешение на оружие и боеприпасы. Но что вы собираетесь подстрелить?
Я пожал плечами.
— Что-нибудь здесь есть. Для чего тогда деревья? А кроме того, у нас есть сэндвичи и пара термосов горячего кофе. Надеюсь, горячего…
Я взял дробовик и пошел вверх по течению реки. Попался заяц, кожа да кости, и стайка птиц, похожих на куропаток. Когда я вернулся в лагерь, погода ухудшилась, с севера на нас шел дождь. Видны были молнии, слышен был глухой гром. Мы уже откатили самолет на западный, самый высокий участок прогалины и загнали его под укрытие деревьев так глубоко, как только смогли. Больше ничего нельзя было сделать.
Когда мы приготовили и съели ужин, зарядил дождь. Долгие северные сумерки были стерты сердитыми тучами, что катились низко-низко с севера. Гром потрясал нас. Молнии рассыпали бриллианты вокруг. Мы заползли в кабину и расстелили подстилки и одеяла на полу за сиденьями.
Дождь все лил. То, что он когда-то сделал с древней Арменией за сорок дней и сорок ночей, с безымянной рекой где-то в Сибири он сделал за одну ночь. Никогда не забуду этот потоп!
Не знаю, сколько времени я спал, но когда проснулся, лило не просто как из ведра, а как из бочки. Я выглянул в окно. Очередная вспышка молнии озарила реку, бурлившую в нескольких футах от самолета.
Я растолкал доктора Стэйда и обратил его внимание на наше опасное положение.
— Черт! — сказал он. — Подождем, пока поплывем. — Он перевернулся на другой бок и снова заснул. Конечно, это же не его машина, да и пловец он, наверно, сильный. Я — нет.
Всю ночь я пролежал без сна. Поток поднялся почти на фут стойки переднего шасси; потом вода начала спадать.
На следующее утро вода бежала по новому руслу в нескольких ярдах от самолета, а утес отступил по крайней мере футов на пятьдесят к востоку. Верхняя часть его обрушилась в реку. Нижний слой был чистым сверкающим льдом.
— Это интересно, — сказал доктор. — Там случайно не осталось зайца или куропатки?
Мы прикончили их остатки. Затем я принялся за карбюратор. Стэйд изучал хаос, устроенный бурей.
Спустившись к реке до утеса, он вдруг громко позвал меня. Я никогда не видел, чтобы профессор проявлял столько энтузиазма, разве что когда он честил своих неприятелей-медиков.
