— Скорей всего, тут какие-то подростковые страсти, — продолжал Васильков тему про девочку, и я с трудом отвлеклась от размышлений о причудах родительской любви. — Мало ли, она мальчику изменила, а тот отомстил. Надо в ее связях покопаться…
— Надеюсь, ты догадываешься, кто копаться будет? — я легонько чокнулась с его бокалом. Он хитро глянул на меня:
— Я ж сказал, люблю работать. А ты все-таки считаешь, что маньяк?
— Я была дома у Кати, посмотрела, как она жила. Мальчика, похоже, в природе не было.
— Ой-ой-ой!
— Ну я, конечно, ничего не исключаю, но на первый взгляд любовными драмами там не пахнет.
— Ладно, посмотрим. А вот ты бы лучше свои версии применила. Что говорит наука?
— Откуда ты знаешь про версии? — удивилась я.
— Я ж сказал — навел справки. Расскажи-ка, с чем эти версии едят. А то я только слышал звон.
Я вздохнула. Это была печальная история, под девизом “горе от ума”.
— Ты про Видонова слышал? — на всякий случай уточнила я, хотя и так знала ответ.
Конечно, Васильков отрицательно покачал головой.
— Он в семидесятых годах создал типовые версии по делам об убийствах.
— Что значит “типовые”? — не унимался любознательный Васильков.
— Попробую на пальцах объяснить. Вот ты приходишь на место обнаружения трупа. Убийство, что называется, “неочевидное”, преступник не установлен, надо выдвинуть версии. Труп женщины, допустим, лежит в квартире, с ножевыми ранениями. Кто убил и почему?
— Да кто угодно, — быстро ответил Васильков.
— Правильно. Версий можно выдвинуть кучу: муж убил, любовник, жена любовника, любовница мужа, случайные знакомые. Из ревности, с целью ограбления, ну и так далее. Но версии выдвинуть — только полдела. Их ведь еще проверять надо. И от лишней работы хотелось бы избавиться.
— А как? — живо заинтересовался Васильков.
— Не выдвигать маловероятные версии. А вот как выбрать наиболее вероятные? Бидонов поступил весьма остроумно: он обобщил судебную практику, по раскрытым убийствам, которые уже прошли через суд. И составил частотную таблицу, из которой видно, как часто тем или иным обстоятельствам убийства, то есть элементам его криминалистической характеристики, сопутствуют те или иные мотивы.
— Подожди-ка, — притормозил Васильков. Собственно, я и не надеялась, что после таких обильных возлияний с шашлыками он способен будет прослеживать корреляционные связи между элементами криминалистической характеристики преступлений и мотивами убийств, все-таки сытое брюхо к науке глухо. Но по глазам его было видно, что суть он понимает. Я вообще заметила, что у многих оперов алкоголь обостряет умственные способности. Причем это свойственно только оперуполномоченным, представители других профессий в таком замечены не были.
