После первых десяти дней видение посетило меня лишь однажды и в общем-то не слишком отличалось от яркого сна. Оно не было столь выразительным, как предыдущие, но, невзирая на это, запоминалось во всех подробностях – должно быть, потому, что оказалось связанным с тем, которое я видела в прошлом году в яме.
В этом последнем видении (или все-таки сне) мы с отцом присутствовали на концерте под открытым небом. На сцене в одиночестве пребывал пожилой восточный джентльмен с длинной белой бородой, он играл на странном струнном музыкальном инструменте. Но в отличие от прошлого видения мы с отцом не превращались в птиц и не летали в Шинон. Напротив, тело моего отца как бы растаяло, оставив в воздухе только глаза. И через несколько минут я оказалась посреди образованного несколькими парами глаз шестиугольника. Глаза Омэ и матери я узнала сразу же, но оставшиеся три пары были мне незнакомы. Все шесть пар глаз глядели на меня из вершин шестиугольника, словно бы пытаясь что-то поведать. И прежде чем утихла музыка, я услыхала одно слово, в которое успели сложиться голоса: "Опасность".
Откуда взялись мои галлюцинации? Почему они посещают только меня одну? И Ричард с Майклом тоже страдали от сенсорного голода, они тоже замечали плававшие перед глазами узоры, но изображения никогда не были четкими. А если это рамане через капилляры вводили в наши тела неведомые препараты мы учли и такую возможность, – то почему видения посещают только меня?
Ричард и Майкл не задумывались над ответом: с их точки зрения, я представляю «личность, восприимчивую к воздействию наркотиков и наделенную гиперактивным воображением». Как они считают, подобного объяснения достаточно. Такой реакции я могла бы ожидать от Ричарда, но не от Майкла.
Однако даже наш предсказуемый генерал О'Тул, побывав в баке, сделался сам не свой. Его явно беспокоило иное. Но только этим утром мне удалось получить представление о том, что творится в уме генерала.
– Сам не осознавая того, – наконец задумчиво проговорил Майкл, – я каждый раз приспосабливал Бога к новым научным открытиям. Я сумел включить представление о раманах в собственный католицизм, но при этом я просто расширил область применения моего ограниченного представления о Боге. Теперь же, находясь на борту космического корабля, движущегося на релятивистских скоростях, я должен отвергнуть все прежние условности. Лишь тогда мой Бог будет соответствовать Господу, повелевающему всеми процессами и частицами во Вселенной.
