Понятно, почему ислам отвергает иконы. Если Бог, согласно исламу, безличен и невоплощен, то у Него нет и лица, которое можно изображать; в таком случае иконы и впрямь кощунство. Однако я никогда прежде не задавался вопросом, почему икон нет в протестантизме и католичестве. Если Бог и впрямь действительно воплотился, как теоретически верят протестанты и католики, то у Него есть лицо, которое мы видели и которое можно изобразить. Моя душа, ощущавшая себя чужой в самой красивой мечети, в самом великолепном протестантском или католическом храме, внезапно почувствовала, что попала домой. Дух мой
взыграл от встречи с Православной Церковью (см.: Лк. 1:41).
Церковка мгновенно стала для меня родной. Как–то я три ночи подряд молился в ней, пока другие студенты спали в своих комнатах. Мне было хорошо в обществе икон. Впервые в своей мучительной духовной жизни я обрел внутренний покой, как будто что–то во мне родилось. Иконы смотрели прямо в глубины моей души. Их безмолвный язык был даже понятнее, чем язык святого Евангелия. Они говорили со мной в молчании, в тишине сообщали душе Благую Весть. Впервые в жизни я чувствовал, что меня видят свыше. Они знали о моих муках и сострадали мне, окутывали меня сочувствием, передаваемым без слов. Более того, они открывали мне путь в горний мир. Они были как окна в безначальный мир Божества. Я никогда не забуду этих ночей. Иногда я преклонял колени и молился перед алтарем, иногда обходил церковь, целуя все иконы по очереди. Я плакал перед ними, плакал от любви, боли и тоски. Я прикладывался лбом ко лбу Христа и плакал, прикладывался к плечу Богоматери и плакал, прикладывался к ногам Христа и плакал. Я целовал Его руки, ноги, лицо и плакал. Плакал, не понимая отчего — просто не мог сдержать слез. В сердце моем были тоска и боль, но плакал я не столько от тоски, сколько от радости. То, что не мог сказать мне ни один человек и ни один язык, говорили теперь иконы. Они заглянули мне в душу, я ощущал их кроткое и сочувственное прикосновение. Я исцелился, сам не ведая, как. Мое сердце, усталое, ожесточенное злом и болью, наполнилось светом и смирением, хотя я и не понимал, каким образом — знал только, что это исходит от икон. Они коснулись меня на такой глубине, на которую не проникали даже слова Евангелия; они начали действовать во мне там, где остановились слова Писания. Через прикосновение икон я увидел Евангелие в новом свете. Они растолковывали и дополняли таинственные слова Нового Завета формами и красками. Благодаря иконам я воочию услышал голос Христа.
