Сколько бессмертных — из числа бедных смертных, воспоминания о которых вечно живы в памяти людской, — отдали бы бессмертие имени своего и вечную славу за один поцелуй в уста, всего лишь за один поцелуй, мечту всей своей жизни, земной и подвластной смерти! Вернуться бы в земную и плотскую жизнь, снова пережить высшее мгновение, которое, промелькнув, уже не вернется, побороть постыдную трусость, отделаться от тупоумного уважения, без раздумий отринуть закон, навечно раствориться в объятиях желанной…
Покуда Дон Кихот беседовал с Вивальдо о Дульсинее Тобосской, вошел Санчо, добрый Санчо, и исповедался в вере своей — весьма диковинной. Вспомним: Симон, именуемый Петром, хотя и предлагал Спасителю соделать три кущи на горе Фавор,>60 дабы жить хорошо и без горестей, и даже отрекся от Него, все же верил Ему и любил Его больше, чем все остальные ученики; вот и Санчо так же верил Дон Кихоту и так же любил его. Ведь когда все, кто слушал беседу меж Вивальдо и Рыцарем, «смекнули, что наш Дон Кихот окончательно свихнулся, один Санчо Панса был уверен, — говорит нам Сервантес, — что все слова его господина — сущая правда, ибо он хорошо его знал и был с ним знаком с самого дня его рождения». О Санчо добрый, Санчо героический, Санчо донкихотственный! Вера твоя поднимет тебя. Ибо покуда толедские купцы–межеумки требовали от Дон Кихота, как иудеи от Иисуса, чтобы представил доказательства>61 — явил бы им портрет означенной особы, будь он величиною «хоть с пшеничное зернышко», Санчо героический был уверен, что все слова господина — сущая правда, ибо он хорошо его знал и был с ним знаком с самого дня его рождения. А люди поверхностные, героический Санчо, не хотят замечать величие веры твоей и силу твоего духа, они повадились чернить тебя и порочить, дабы превратить в образчик того, чем ты сроду не был. Знать не хотят о том, что простота твоя была такою же безумной и героической, как и безумие твоего господина, ибо ты в его безумие веровал. И самое большее, на что их хватает, это порицать тебя за простоту, раз ты во все это верил. Но вот доказательство, что не был ты так уж прост, что возвышенная твоя вера не была слепотой человека, которого обвели вокруг пальца: ты ведь немного сомневался в существовании «прекрасной Дульсинеи Тобосской», ибо, хотя ты и «жил поблизости от Тобосо», никогда не слыхал «о таком имени и такой принцессе». Вера — из числа тех завоеваний, которые достигаются пядь за пядью, рывок за рывком. И ты, Санчо, когда‑нибудь уверуешь в госпожу свою Дульсинею Тобосскую, и возьмет она тебя за руку, и поведет полями, которые пребудут вовеки.
