– Хотите стучать?
– Стучать – нет. Говорить.
– Идемте к Аркадию.
Всё то же постсоветское недоносительство повлекло Касаткина не к следователю, а к приятелю.
Костя и Джозеф поднялись на последний этаж, позвонили в дверь с тусклой дощечкой «Блевицкая».
Ждали Костя с Джозефом долго. Наконец Аркаша
открыл.
За эти годы от выпивки он, прежде квадратный, не похудел, но одряблел. Широкоплечесть и приземистость исчезли. Он стал как куль. А в пестрой бабьей блузе он напоминал старую ленивую бабу.
– А-а, – сказал Аркаша не удивленно, а как-то пьяно удовлетворенно.
Аркаша был пьян в стадии благожелательства. При нем находилась полная женщина, уже немолодая, заматерелая. Она, конечно, предложила супу. Джозеф Д. молчал.
– Нет, нет, – сказал Костя, оставаясь в прихожей. Джозеф стоял за ним на половике.
– Аркаш, – продолжал Костя, секунду разглядывая его, – ты спятил?
– А чё такое?
– А то, что старуха задушена, а ты торгуешь ее вещичками, как алкаш в подворотне. У тебя не все дома?
– Дома – все, – расплылся Аркаша.
– Ты чего, Аркаш? – напряженно сказала женщина.
– Ничего, – сказал Аркаша. – Порфирка сама подарила.
– Правда? – спросил Костя. Джозеф улыбался с пониманием.
– Люди видели, – хорохорился Аркаша. – Ее Барабаниха развонялась, когда я долакал весь ликер. А Порфирка ей: «Ликер мой, а не твой». А мне: «Я и тебе, Аркашенька, подарок сделаю». И пульнула мне картинку. При всех. Отдыхайте, ребцы, – сказал Блевицкий. – Есть коньячок. Пошли по рюмашишке с лимоном.
– Пока, Аркаша, – сказал Костя.
– Коньяк с лимон плохо, – сказал, открыв дверь, Джозеф. – Вкус есть не такой.
– Да что вы говорите? – воскликнула женщина.
– Это есть известно, – крикнул Джозеф уже из лифта. – А русские не понимать от бедность.
Они съехали до Джозефа. Директор куриных окорочков вставил ключ в дверь. Его квартира была точно под порфирьевской.
– Жаль старушку, – сказал Костя. – Хорошая была.
– Карошая, – согласился мистер Роджерс. – Но очьень стучала палкой. А это пльохо. Я затикал уши. Так не есть возможно жить.
Он поднял вверх указательный палец, кивнул Косте и вошел к себе. Костя повернулся к лифту, но он тронулся вниз. Костя побрел вверх по лестнице.
Роджерс снова высунул голову из дверей.
– Значит, я звонью Минин, – крикнул он.
– Зачем? Стучать? – обернулся Костя.
– Стучать нет. Говорить, – сказал Роджерс.
