— Отец организовал разведывательную сеть, — с гордостью объяснил Мустафа. — Это было совершенно необходимо.
— Вы распознали профессию американца, — вставил я. — Видимо, не все горожане радушно отнеслись к белому шпиону.
— Вот именно, — с облегчением проговорил имам. — Он стал источником большого беспокойства для меня и для тех, кто меня поддерживает. Можете домыслить остальное?
— Слух распространился сначала в городе. Затем проник в Малайзию. Не исключено, что докатился до самой Индонезии.
Старик подчеркнуто низко наклонил голову.
— Я не в силах контролировать всех молодых людей в Юго-Восточной Азии. К нам обращались с просьбами — то с вежливыми, то с неприкрытой угрозой…
— Хотели, чтобы вы помогли его убить?
— Да. В обстановке, когда насилие в нашей части страны постоянно нарастает, и притом, как неловко справляется с этой ситуацией правительство, нам стало трудно защищать Тернера.
— Вы его защищали?
Мрачно:
— Кто же еще? Его соплеменники оказались неспособны спасти от гибели даже свои небоскребы.
Меня удивила злая ирония имама. Я внимательно посмотрел на старика:
— Вы опасались негативной реакции со стороны правительства в случае его смерти?
— Будем говорить откровенно: этот человек служил в ЦРУ и полностью соответствовал представлениям любого молодого фанатика, как должен выглядеть заносчивый американский хищник. Если бы его убили на юге, Вашингтон, без сомнения, усилил бы нажим на Таиланд. Мы боялись, что нам отрубят Интернет. Чем ощутимее нажим, тем сильнее реакция правительства. Одно цеплялось бы за другое, и в итоге нас бы собрали и засадили в лагеря. Вот чего я опасался. И когда вчера узнал, что Митча Тернера убили — не вы один, детектив, в состоянии подкупить гостиничного служащего, — понял, что мне необходимо ехать в Крунгтеп и оценить ситуацию.
Я покосился на Мустафу. Серьезный, упорный молодой человек, чей взгляд на жизнь не предполагал никаких полутонов. Он разительно отличался от утонченного отца. Имам легко прочитал мои мысли.
— О да, мой сын тоже подвергается искушению черно-белого мира. Разумеется, каждый, кто попадает в этот тоннель, считает, будто он на белой стороне. Это так, Мустафа?
— Я всегда повиновался вам, отец.
— Повиновался без понимания. Ты будешь вспоминать мою мудрость, когда меня не станет?
Мустафа отвернулся, затем снова вернул взгляд. Обожание отца было, вероятно, самой человечной чертой в этом безжалостном юноше.
— Вы представить себе не можете, насколько мусульманское большинство против того, чтобы США окончательно облажались и тем самым дали повод радикалам действовать. Положение отца невероятно трудное.
