И было видно, что он ясно представляет себе: вот вернусь домой, сниму пальто и шляпу, сяду за стол, выну чистую бумагу, обмакну перо - и пошло!
Вот бы правда так!
После большого авторского утренника в Доме пионеров:
-- Лев Абрамович! А вам самому нравится, как вы пишете?
Чистосердечно признаюсь, что не всегда нравится. Объясняю, что в стране, где так уважают книгу, где миллионы людей стали отличными читателями, хочется писать гораздо лучше!..
Тогда меня вдруг начинают деликатно утешать:
- Ну, уж не так совсем, Лев Абрамович... Другие есть, еще хуже пишут...
Но как-то в одной из школ я пережил действительно неприятные минуты. Предложил ребятам задавать мне вопросы, говорить откровенно, начистоту... И вдруг один мальчонка встает и обращается ко мне:
- Лев Кассиль! А почему вы так плохо пишете? Тут я, признаться, растерялся...
- - Что же тебе, собственно, так не понравилось в моих писаниях?
- А к нам одна лекторша приезжала, про вас делала доклад. И привезла ваши листочки - рукопись, что ли? Показывала, как вы пишете. Все перечеркано. Не разберешь ничего...
Подходит к концу мой утренник в одной из крымских школ. Обо всем уже поговорили, собираюсь распрощаться.
- Ну, больше никаких вопросов ко мне у вас нет? Голос из зала:
- Какого года вы рождения?
- Тысяча девятьсот пятого, - признаюсь я.
И вдруг откуда-то из-под сцены, где я стою, выскакивает парнишка. Глаза у него полны бешеного любопытства. Кидается к самой рампе, в голосе восторженное предвкушение:
- И вы помните Кровавое воскресенье? (Видно, только что проходил это в классе, на уроке истории.)
Пришлось разочаровать его и отшутиться:
- Нет, дорогой мой, я родился уже в понедельник...
А как-то в одном из московских интернатов на литературном утреннике состоялся такой разговор после обсуждения книги "Улица младшего сына":
- Вы встречались сами с Володей Дубининым?
Объясняю, что я узнал о героической жизни и подвигах Володи Дубинина уже после войны. Тотчас же в зале взлетает ладошка:
- А Павлика Морозова вы видели?
Рассказываю, что Павлик погиб еще тогда, когда я не занимался литературной работой. И тут же замечаю, что в углу зала все тянется вверх чья-то нетерпеливая рука. Делаю знак. Поднимается тугощекий мальчуган. Смотрит на меня с безграничным доверием:
Лев Кассиль... А вы были лично знакомы с Гаврониным?
Но, пожалуй, самый большой эффект произвел я, выступая в одном из кино близ завода имени Лихачева. Дело было на каникулах. Меня попросили выступить перед началом сеанса. Я очень не люблю такие выступления: ребята пришли смотреть фильм и относятся к тебе, как к помехе, возникшей перед экраном. Но кому-то понадобилось поставить в ведомости о проведении детских каникул галочку в графе: "Выступление писателя". И я со скрипом душевным согласился.
