В следующие годы противостояние усилилось. Константин, лично выслушав жалобы донатистов, предал их проклятию. Будучи обеспокоен положением в политике и армии, он не был настроен терпеть смуту и попытался искоренить ее силой. Однако мятежники оказались страстно преданными своей вере и к тому же многочисленными, их поддерживали почти все африканские земли. Не желая прослыть гонителем мучеников, император заявил, что предает их в руки суда Божия. Его преемникам также не удалось избавиться от упрямцев, и уже во времена Августина Блаженного донатизм был официально запрещен, а его учение о чистоте священников опровергнуто. Однако даже после этого донатизм продолжал существовать до тех пор, пока все североафриканское христианство не было сметено исламом.
В сущности, главным вопросом было не отношение священника к таинствам, а место императора в Церкви. Ранее императоры могли принимать участие в церковных делах. Например, Аврелий изгнал Павла Самосатского из Антиохии по просьбе италийских епископов (Евсевий, «Церковная история», 7.30.19), однако Константину удалось внушить христианам, что он служит их Богу и действует в их интересах, не только прекратив гонения, но и обратив Европу в их веру. До сих пор историки спорят об этой личности. Был ли император искренне верующим, святым и почти апостолом, как гласит традиционное мнение? Или же он, циник и интриган, искусно манипулировал религиозными чувствами ради укрепления своей власти и единства империи? Истина, скорее всего, лежит посередине. Его послания, подлинность которых сегодня мало кто оспаривает, свидетельствуют о глубоком убеждении этого римлянина, что Бога следует умилостивлять поклонением и искренней преданностью. В принципе, в этом он ничем не отличается от своих предшественников, просто они молились другим богам.
На Константина большое впечатление произвели слова христиан о том, что путь к миру и благополучию лежит через дружбу с единственным истинным Богом, а идолопоклонство влечет за собой кары небесные. Бесславная смерть гонителей вместе с друзьями и союзниками подтверждала это, а собственные победы во всех сражениях окончательно убедили молодого императора. По свидетельству его близкого друга, христианского писателя Лактанция, вскоре после победы на Мильвианском мосту Константин увидел во сне, что должен изменить рисунок на щитах своих воинов. Теперь это были две греческие буквы X и Р, совмещенные в форме креста (Лактанций, «О смерти гонителей Христовой Церкви», 44.3–6). Много лет спустя ту же историю услышал Евсевий, когда приехал в Царьград, добавилась только одна деталь: проснувшись, император занимался своими делами до полудня, а потом поднял глаза на небо и увидел тот же крест, сияющий над городом (Евсевий, «Жизнь Константина», 1.26–29). Не исключено, что вначале эмблема могла иметь совсем другой смысл, например объект языческого культа
