Арнольд сказал, что у нас полный карт-бланш, и даже если нас арестуют, он гарантирует, что вытащит нас из тюрьмы. И в этом весь Арнольд. Ларри говорит: «Да, он, конечно, республиканец, но не совсем настоящий».
— Так ты согласен или не согласен? — спрашивает Ларри.
Я только вздыхаю в ответ.
— Послушай, парень, — говорит он, — меня начинает беспокоить твое состояние.
И меня внезапно охватывает странное и необъяснимое желание заплакать. Возможно, это от шишек. Они иногда настраивают меня на слезливый лад. К тому времени, когда мы вешаем трубки, у меня уже полные глаза слез. Я встаю и смотрюсь в зеркало. Это одно из моих самых любимых занятий. Зеркала у меня висят повсюду. Я смотрю на себя и думаю: «Джобсо, чувак, да что с тобой такое, черт подери? Вспомни, кто ты. Возьми себя в руки».
Я иду в кухню и звоню экономке Бризиэнн, которая сейчас находится в доме своего друга. Я бужу ее, прошу прийти и приготовить мне фруктовый коктейль из манго. Но и это не поднимает мне настроение.
И от этого становится по-настоящему страшно, потому что если даже манго не помогает, то дела совсем плохи.
В воскресенье вечером мне опять снится сон, который я уже видел много раз, будто мне вручают Нобелевскую премию. Но на этот раз сон немного отличается от прежних. После вручения премии я вдруг оказываюсь на улице в набедренной повязке и тащу крест. Люди вокруг улюлюкают и плюют в меня. А потом я вижу себя уже на кресте, а рядом со мной Билл Гейтс, которого тоже распяли. «Ну, с тобой-то мне все ясно, — говорю я, — а меня за что?» Гейтс смеется и отвечает: «Тебя распяли потому, что все свои самые лучшие идеи ты украл у меня».
Я с криком просыпаюсь. За окном уже светает.
Вот такая у меня жизнь, полная стрессов. Нелегко управлять любой компанией, но задача намного осложняется, когда ваша работа связана с творчеством. В моем бизнесе надо постоянно думать о том, что будет дальше. Мы выпускаем на рынок один продукт, но при этом надо держать в загашнике уже пять следующих. А каждый продукт — это целая война. Раньше я думал, что когда стану старше, то работать будет легче. Ничего подобного, с каждым днем все труднее. И это касается всех творческих личностей. Взять хотя бы Пикассо или Хемингуэя. Кого-то из них однажды спросили, стало ли ему с возрастом легче писать картины или романы. Ведь он написал их уже так много. Я не помню, кто из них это был, но он ответил: «Нет. Каждое новое произведение — это борьба». А потом Хемингуэй кончил тем, что сунул себе в рот ствол револьвера, а Пикассо, по-моему, погиб на корриде.
