Факт, что личность проецирует себя на государство, ничего не объясняет. Она и Бога видит через свои свойства. Всё равно, если и через свои, Бог есть Бог. Разоблачители иллюзий одергивают нас на каждом шагу, но они не больше чем мы способны отменить Бога, стоящего за всеми нашими отношениями к нему. Сванн у Пруста может подозревать и даже твердо знать, что он создал Одетту в своем воображении, но от этого она не перестанет быть божеством. Догадка, что мы проецируем на нацию, на Бога, на другого человека самих себя и тем привязываем себя туда, где на самом деле или разрозненная толпа, или пустое ничто, или холодное бездушие, приоткрывает истину прямо противоположную той, какую хотело бы видеть уверенное сознание: хотят разоблачить, что там где я вижу лицо, его нет, но ведь если стало быть я увидел лицо даже там, где тому оснований нет, увидел раньше чем кто‑то меня или я сам себя одернул, «что же это я делаю, олицетворяю безличное государство», если так, то значит в меня это — увидеть лицо во всём — как‑то входило; и именно так, что раньше чем увидеть личность в себе, с первого детства я вижу лицо в мире, в дереве, в стене, в ковре и не себя ли уже сознаю потом как личность в свете, скажем, национальной личности или сверхличности: я такой‑то, носитель таких‑то качеств, русский.
Критики говорят: ты проецируешь на Бога свою личность. Или на государство. Я спрошу: не наоборот ли? Царь, воплощение государства, называл себя отцом, подданные детьми, они ходили «под царем». Или пример ближе: американец знает, что в принципе может стать президентом, это придает ему чувство личного достоинства. Я сам могу сколько угодно трезво разоблачать себя, повторяя: государство — не организм, механическая сумма людей, мистификация, но к его главе у меня всё равно другое отношение чем к любому, он и не такой как я, он другой, и бесполезно внушать себе, будто он такой же как я. Я могу сколько угодно храбриться, но на начальство мне даже легче смотреть сверху вниз чем как просто на равного.
Всё‑таки прежде чем начать разоблачать божественность Бога и сверхличность государства, надо оглядеться: почему именно всегда приходится их разоблачать, почему разоблачение вынужденно начинается с констатации, что Бог уже готов для нас как лицо, государство всегда уже размахнулось как замысел (или умысел) и воля?
2. Для Плутарха сомнения нет, что в храме Аполлона настоящий, не слепленный нашим воображением Бог. Еще далеко до Ницше, который скажет что Бог умер. Вячеслав Иванович Иванов пишет свою поэму–м
