Анна помолчала: раздражение боролось с любопытством. Наконец она произнесла:
— Что вам от меня нужно?
Найтсбридж, Лондон, Великобритания
Саксон почувствовал, что лежит на холодном, влажном бетоне, и перекатился на бок. Эффект оглушившего его дротика постепенно ослабевал.
Бен услышал доносившийся откуда-то издалека женский голос — веселый, беззаботный. Он с трудом приподнялся, опершись на руки, и увидел перед собой короткий коридор с голыми стенами и полом. Он находился в потайном помещении, скрытом за стеной комнаты для совещаний; с потолка свисала флуоресцентная лампа. Вокруг него, за пределами круга света, смутно виднелись фигуры Барретта, Хардести и русской женщины. Герман, лежавший рядом на полу, медленно сел, скрючившись, кряхтя от боли. Помещение было не больше соседней комнаты, и места здесь было мало, — очевидно, оно предназначалось для деятельности, не требующей большого пространства. По площади оно напоминало теннисный корт для одного человека. Или комнату для допросов.
Герман хотел было встать, но это движение вызвало неодобрительное утробное ворчание Барретта.
— Оставайся на месте, сынок, — приказал он.
Немец нахмурился и провел ладонью по коротким пепельным волосам.
Женщина в дальнем конце коридора разговаривала с Намиром, и мгновение спустя Саксон догадался, кто она: жена. Он не знал иврита, но понял это по их голосам. Они разговаривали небрежным, легким тоном близких людей. Саксон на миг прикрыл глаза и попытался связать этот голос с Джароном Намиром, которого знал. Но, так же как и в случае с фотографией, голос и человек не состыковывались. Бен слушал голос любящего мужа и отца, обменивавшегося шутками с матерью своих детей, а не убийцы с каменным сердцем, живущего в темном мире наемников и спецназовцев. Саксону приходилось видеть, как Намир убивал жертву в мгновение ока, и делал это спокойно и умело. Бен поражался тому, как в одном теле могут уживаться две совершенно разные личности.
Послышался детский голос, и женщина ушла. Мгновение спустя в комнате появился Намир, и Саксон заметил, что Хардести ухмыляется в темноте, словно предвкушая что-то.
От Намира тоже не ускользнула эта ухмылка, и он, вытащив пистолет, бесстрастно взглянул на снайпера:
— Скотт, пойди побудь с Лаей и детьми, пожалуйста.
Лицо американца вытянулось.
— Но я думал…
— Иди! — приказал Намир. — Я разберусь с этом сам.
Саксону показалось, что Хардести собирается протестовать, но тот лишь поморщился и ушел. Саксон услышал, как он окликнул кого-то, и в ответ раздался детский голос. Хлопнула какая-то дверь, и наступила тишина.
