— Как настроение?
За его спиной маленький и желтый, точно привяленный, человек, в очках со сломанной дужкой, монотонно диктовал машинистке:
— Захвачено сорок орудий, сто шесть пулеметов, четыре бронепоезда, тридцать аэропланов... Общее количество пленных составляет...
— Боевое, — ответил я.
— Добре. Дело для тебя есть.
— Наконец-то.
— Время пришло, — сказал Каиров. — Не зря же я тебя четыре месяца готовил. Посиди минут пять в коридоре. — И добавил с улыбкой: — Больше ждал.
Не знаю, почему он назвал прихожую коридором. Никакого коридора в этом барском особняке я не увидел. Двери с улицы — возле них стоял часовой-красноармеец — заглядывали прямо в широкую прихожую, выложенную цветным паркетом. На паркете тускнел пулемет. Усатый дядька протирал его ветошью.
В глубоком, обшитом золотым плюшем кресле небрежно, словно барин, сидел молодой парень. С толстыми губами, мясистым носом. Взгляд у парня был ленивый и немного презрительный. Он курил толстую вонючую сигару. Потом ему надоело дымить, и он затушил ее, вдавив в золотистую плюшевую обшивку.
— Друг, — сказал я, — мебель портишь.
— Буржуазную рухлядь жалеешь, — окрысился парень. И сморщился, и заморгал ресницами, словно в глаза ему угодило мыло.
— Мебель не виновата, — возразил я. — Теперь она наша. Революционная... Рабоче-крестьянская.
— Отвали, — сказал парень. — Ты мне свет застишь. И мешаешь сосредоточиться.
И он опять, уж, конечно, назло мне, ткнул в плюш кресла, правда, на этот раз загашенную сигару. Вывел какую-то закорючку. Возможно, расписался.
— Ты откуда такой умный? — спросил я.
— Откель надо, — ответил он. — Вот поднимусь, между глаз приласкаю. Полная ясность появится. И твой интерес ко мне пропадет.
Тут я тоже нахохлился:
— Интерес мой к тебе разбухает. Может, выйдем?.. Потолкуем.
— Выйдем, — равнодушно ответил парень. Поерзал в кресле. И достал из кармана наган.
— Кравец! — товарищ Каиров высунулся в приоткрытую дверь. — Давай-ка...
На этот раз мы не задержались в комнате, где стучала пишущая машинка, а прошли дальше, в узкий кабинет, стены которого сплошь были заставлены книгами.
Мы находились в кабинете только вдвоем. И товарищ Каиров спросил:
— Готов ли ты, рискуя собственной жизнью, спасти Миколу Сгорихату от смертельной опасности?
— Если смогу...
— Надо смочь.
Каиров присел на краешек письменного стола, широкого, ровного, обшитого хорошим зеленым сукном. И кожанка его коснулась мраморной доски с бронзовыми чернильницами, большими и массивными, точно ядра.
