Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года | страница 34
Стоит ли удивляться тому обстоятельству, что, когда на смену графу Ф. Е. Ангальту в 1795 году в корпус прибыл М. И. Кутузов, он обнаружил следующее: «…кадет учили всему: астрономии, архитектуре, рисованию, танцам, красноречию, бухгалтерскому делу (!), однако они не умели стрелять в цель, не были обучены штыковому бою и совершению маршей, имели смутное представление о боевых порядках…» «Это был светский университет, — писал В. Ключевский, — где преподают все, кроме того, что нужно офицеру»>{30}. Поистине «уморительно» было смотреть на то, как будущие воины выполняли ружейные приемы. «По команде "Вынь патрон!" кадеты звонко ударяли ладонью правой руки по большой наполненной соломой патронной сумке, изображая при этом, что они будто бы вынимали из нее патрон. Затем при очередной команде "Скуси патрон!", забавно жестикулируя, подносили несуществующий патрон к зубам, обозначая этим скусывание»>{31}.
В то же время именно кадетские корпуса в наибольшей степени способствовали развитию духа дружбы и корпоративного единения, заменяли семью и дом своим воспитанникам, нередко встречавшим в лице наставников гораздо большее, нежели просто людей, добросовестно выполнявших служебные обязанности. Можно усомниться в правильности педагогических воззрений графа Ангальта, но не в искренности и доброте по отношению к «птенцам, изъятым из отеческого гнезда». Трепетная память о нем навсегда сохранилась в их сердцах, а строки воспоминаний свидетельствуют о безмерной любви и привязанности: «В корпусе началась новая жизнь. С графом Ангальтом вступил в него и начальник, и отец, и наставник. Он один желал бы заменить всех, если бы можно было; но зато все шли по следам его нежной заботливости о кадетах <…>. Сердце графа Ангальта всегда жило в стенах корпуса, хотя граф Ангальт жил за Невою <…>. Но, несмотря на свист бури ноябрьской и напор льда от Ладоги, он спешил в корпус. Дневальный у Невы говорил: "Нельзя". Граф показывает свою генерал-адъютантскую трость и возражает: "Можно". Настилают доски, и он первый переходит по зыблющейся поверхности льда. Вот он уже в корпусной зале кадетской; вот он и в торопливом кружке кадет, и говорит: "Дети мои, любезные дети! Товарищи, любезные товарищи! Еду к вам, выхожу из кареты, спускаюсь на Неву; меня останавливают, говорят: 'Темно!' Приказываю принести фонарь: говорят: 'Лед чуть стал!' Приказываю настилать доски, и я у вас, я с вами. Ветер воет, знобит мороз, но мне не холодно. Любовь все согревает, труд побеждается трудом. Для вас мне все легко. В мире вещественном нет света без тени; в мире нравственном наши обязанности — наше солнце; при блеске его лучей мы идем с душой, чуждой гордости; а если бы и встретилась тень, то скромность ее отдалит. Одушевляйтесь величием сих нравственных обязанностей, знайте их, понимайте; выражайте их делами, сердцем, умом"»
