Не менее уважаемый англосаксонский военный историк Гордон А. Крейг в своей книге «Прусско—немецкая армия 1640–1645 гг. Государство в государстве», не мудрствуя лукаво, называет Кейтеля «человеком без характера и обожателем фюрера».
Карл Хензель, один из общественных немецких защитников в Нюрнберге, опытный и одаренный журналист, автор книги «Суд удаляется на совещание», увидел в Кейтеле «типичного немецкого генерала, без проблеска мысли за толстыми сводами черепной коробки, чью сущность можно объяснить только издержками воспитания в кадетском корпусе…»
В многочисленных мемуарах, интервью и исследованиях свое мнение о Кейтеле высказали практически все высшие офицеры Третьего рейха: генерал—фельдмаршал Манштейн, генерал—оберст Гальдер, генерал пехоты доктор Эрфурт… Никто из них не отрицает выдающегося организаторского таланта начальника штаба ОКВ, но все в один голос называют его «удобным подчиненным» — «рабочей скотинкой», по выражению Гальдера.
Исторические параллели неизбежны, но практически всегда некорректны — иные времена, иные нравы, иные обстоятельства и люди. Одно из самых избитых сравнений — исторические судьбы маршалов Кейтеля и Бертье. Напомню вкратце: Бертье Луи Александр — маршал императора Наполеона I, вице—коннетабль Франции, принц Невшательский, князь Ваграмский, герцог Валанженский. После отречения и ссылки на остров Эльба Наполеона Бонапарта отрекся от своего господина и присягнул на верность Людовику XVIII, но покончил жизнь самоубийством во времена «100 дней» то ли из раскаяния, то ли из страха… Фельдмаршал Кейтель выказал свое отношение к проблеме офицерского долга, ответственности командира и государственного деятеля в беседе с доктором Нельте, при подготовке последнего к перекрестному допросу свидетелей обвинения:
«…Самоубийство! В мыслях я много раз держал в руке пистолет, но потом запретил себе даже думать об этом. Как показали последние события, такое решение вопроса не могло ничего изменить, а тем более улучшить. Всю сознательную жизнь я честно представлял наши вооруженные силы и всегда защищал интересы вермахта. Мне бы не хотелось, чтобы напоследок меня обвинили в дезертирстве и трусости…
Как немецкий офицер считаю своим естественным долгом нести ответственность за все сделанное мной, даже если эти действия были совершены в добросовестном заблуждении… Не суть важно — вина это или трагическое стечение обстоятельств. Высшее руководство не имеет права уклоняться от ответственности за собственные ошибки и заблуждения — в противном случае отвечать за все придется солдатам и унтер—офицерам переднего края. А это было бы не только неправильно, но и недостойно…»
