Он улыбается ей, и ему интересно, видит ли она в темноте его улыбку.
Потом он опять проваливается в сон.
* *.*
Когда он просыпается, за окном светло.
Он протягивает к ней руку, но ее уже нет.
На ее половине постели лежит записка.
Дорогой Майкл.
Я уже далеко не двадцатиоднолетняя девушка. Я почти втрое старше тебя. Это было чудесно — хотя бы на пару дней забыть об этом, но вечно так продолжаться не может.
Ты спросил меня, как я смогу вернуться к нему, и, как я понимаю, это был твой ответ. Не хочу видеть твое лицо при расставании.
Я очень сожалею об этом, но только об этом.
С любовью, Мэри Энн.
Прочитав записку, он сминает ее в кулаке.
Он не может припомнить, когда в последний раз испытывал столь болезненное чувство утраты и что нужно делать, чтобы оно ушло.
Он сидит на диване, скрестив руки, и слышит, как шуршит шинами по дорожке ее автомобиль, подъезжая к дому.
Он не встает с дивана, чтобы встретить ее в дверях. Он всегда встречал ее. Это прозрачный намек с его стороны на то, что не все гладко.
«Привет, дорогой», — говорит она, пересекая гостиную, чтобы чмокнуть его в лоб. По ее поведению трудно догадаться, поняла ли она намек.
Это раздражает Эндрю, ему хотелось бы побыстрее приблизить развязку, и он спрашивает: «Как Маргарет?» На самом деле Маргарет его совершенно не интересует, просто это еще один намек на его осведомленность.
— Прекрасно, дорогой. Просто прекрасно. Она передает тебе большой привет.
Она поворачивается к бюро и начинает перебирать почту, скопившуюся за неделю.
— И в какой день ты к ней приехала?
Она замирает на какую-то долю секунды и слегка поворачивает голову, но так, чтобы не встретиться с ним взглядом. Неужели Эндрю узнал голос? Или жест? А может, достаточно ее вины, чтобы все обнаружилось без посторонней помощи?
— Я не уверена, что помню, дорогой.
— Ну, хотя бы сколько времени заняла дорога? Сколько раз ты останавливалась на ночевку?
— Хм. Дай-ка вспомнить. Пожалуй, пару раз.
— Выходит, ты добралась до нее не раньше субботы.
— Субботы? Да, точно. Так оно и было.
Совершенно бесстрастно, по крайней мере как ему кажется, он поднимает с пола ее дорожную сумку и начинает рыться в ней, вышвыривая одежду на диван. При этом он избегает смотреть ей в лицо. Он чувствует, как крепнет в нем злость, которая позволяет ему быть несправедливым, не мучаясь при этом угрызениями совести.
До него доносится ее голос: «Эндрю, что, скажи на милость, ты делаешь?»
Больше всего ему хочется найти клочок бумаги, адрес, карту незнакомой местности. Сейчас сгодится любая мелочь — след от этой поездки, пусть даже нацарапанный от руки маршрут. Он останавливается на ее фотоаппарате. Вот как можно получить результат.
