Я наблюдаю за тем, как Эндрю пытается оттащить тело. Напрасно рискуя своей жизнью.
На меня снисходит озарение. Я понимаю, кто я есть. Что могу сделать. И что делать не должен. Ко мне приходит какое-то особое чувство свободы. Никаких слов не хватит, чтобы описать вам его.
Я наблюдаю за тем, как Эндрю, пригибаясь под пулями, волочет обезглавленное тело, как будто оно что-то значит.
Я вижу его вину, ярость и боль, но не сиюминутные, а безграничные, как бы продленные в бесконечность. Это зрелище не вызывает у меня тревоги. Оно, как ни странно, удивительно красиво. Эндрю делает то, что необходимо делать, и даже его муки и страдания — особенно они — это прямо совершенство.
А что до меня, так я свободен.
Я взлетаю.
Над джунглями, которые больше не воняют и не угрожают мне. Над верхушками миллионов пальм. Над сине-зеленой гладью океана.
Все хорошо.
Можно продолжать.
Тем более что мы находимся в самом начале.
Неважно, верите вы всему этому или нет. Неважно не только для меня, но и для всего остального. События не ждут, пока вы в них поверите Они просто происходят.
Бог никого не посвящает в свои планы.
Он делает то, что делает, а вы можете либо приветствовать его деяния, либо утешаться своим неверием.
К тому же вы все это знаете. Просто забыли.
В шесть утра он заходит в первую теплицу, с удовлетворением вдыхает знакомый аромат. Благоговейно, словно в церкви, бредет меж высоких рядов, неясно проступающих в тусклом свете.
В первую очередь он проверяет самые высокие растения — те, чьи верхушки могут упереться в крышу, отпечатавшись на ней характерным узором листьев, который хорошо просматривается с высоты птичьего полета.
Вот-вот начнется страдная пора. Адское время года. Сезон, когда кишки холодеют от звука мотора. Любого мотора. Сезон, когда молишь Бога, в которого никогда по-настоящему не веровал, убеждаешь Всевышнего в том, что твое единственное желание, — пережить этот период, клянешься, что больше никогда ни о чем его не попросишь. Ни о каких благах. Божишься, что на следующий год будешь выращивать в теплицах только органику. Уже много лет подряд Майкл следовал этому ритуалу и не собирался нарушать его сегодня утром.
Битый час он обрывает листья вокруг набухших бутонов. Им, как детям, нужен свет и свежий воздух.
Пауки соткали затейливую паутину по углам и между длинных стеблей, и капельки утренней росы висят на каждой ниточке их творений, придавая им еще большую красоту и значимость. Почва мягко проваливается под его ногами, вызывая ощущение комфорта.
