Он не действует, но лишь откликается, и здесь авторы «Дао дэ цзина» утверждают приоритет «естественного закона» или «естественности» (цзыжань), ибо лишь он один воистину царит в мире. Даже Дао подчинено этому закону — «Дао естественно» или «Дао сополагает себя с естественным законом» (§ 25). Строй самого языка «Дао дэ цзина» как бы подчинён осознанию этого следования. Таково понятие «ин» (следовать, чутко откликаться), например, «мудрец следует, но не действует». Позже оно стало коррелироваться с буддийским понятием «хэту» или «хэтупхалы», которое обозначало условия, предопределяющие судьбу человека, соответствие следствий причинам или, проще говоря, его карму.
Поэтому многие фразы означают не просто «следование вещам» (для этого есть другой термин — «суй»), но именно опору на вещи, их использование в мистическом пространстве жизни. Мудрец полагается именно на естественный закон, заключённый во всех явлениях, и следует естественно не столько делам или явлениям, но тому высшему закону, который заключён в них.
В своём вечном следовании естественному закону человек избавляется от сложнейшего комплекса чувств, замутняющих сознание, который лаоисты называли одним словом «хо» — тревоги, сомнения, соблазны, очарования, смешение чувств. Мудрец избавлен от желаний, которые в даосизме часто синонимировались со страстями (цин), или, точнее, «он желает недеяния», то есть обладает противожеланиями. Такой человек свободен от корысти, алчности, но в то же время «чем больше он даёт другим, тем богаче становится сам». Если все люди живут по принципу самоусиления, накопления, то есть усложнения жизни, делая её внешне более многообразной и комплексной, то мудрец её постоянно упрощает, приходя к некой «изначальной простоте» (пу), что является синонимом Дао. В даосизме под воздействием этой идеи «Дао дэ цзина» даже сложилась концепция «возвращения к простоте и обретения истинности», когда даосы жили в скромных жилищах, ходили в холщовых одеждах, что не мешало им, говоря словами трактатов, «в душе беречь драгоценную яшму». И здесь всё по-настоящему ценное оказывалось внутри в неявленном состоянии.
Эта изначальная простота не позволяет мудрецу проявлять себя, в чём его образ сходен с русскими христианскими отшельниками или индийскими гуру. У него три качества или три «сокровища»: бережливость, великодушие и то, что он не осмеливается быть первым в Поднебесной (§ 67). Он ставит себя всегда позади людей и советует правителю, если тот хочет быть впереди всех, в своих речах ставить себя ниже людей. Как невидимое Дао соотносится с миром видимым, так же мудрец соотносится с людьми, правителями, государством — ставит себя «в нижнюю позицию» (здесь образное сравнение — самка и самец в § 61) и при этом оказывается неявленным правителем всей Поднебесной.
