— Можно к вам? — Айкельсон вошел и, против обыкновения ни о чем не спросив Рауля, присел к столу и забарабанил по нему пальцами. — В городе беспорядки, Клемперт.
— Я ничего не знаю.
— Оцеплены железнодорожные кассы. Какие-то молодчики ходят с факелами по городу. Мне приказали сдать бумаги и больше не появляться на службе. Вывешен приказ о секретности железнодорожного расписания. Билеты на поезда продают по спискам.
— Вот как!
— Клемперт, все это очень странно. Я не понимаю, что происходит в Гаммельне.
— Это мне кое-что напоминает.
— Что?
Клемперт, ссутулясь, смотрел на Айкельсона.
— Фашизм.
— Никогда не слыхал! Но я хочу продолжать свои опыты.
— Можно узнать, в чем они заключаются?
— Хочу выяснить, можно ли изменить скорость света.
— Профессор, я убежден, что это невозможно.
— Почему?
Ясные глаза Айкельсона пристально смотрели на Клемперта, и он видел в них затаенную насмешку.
— Простите, профессор, я только художник. Но я могу рассказать вам о том, как подобный опыт не удался вашему, почти однофамильцу, физику Майкельсону, и именно это обстоятельство послужило основой теории относительности.
— Я не знаком с этой теорией...
Рауль рассмеялся.
— А что же вы наблюдаете всю свою жизнь, профессор? Ведь все эти изменения массы и времени в зависимости от скорости, все эти превращения энергии в массу, расчеты топлива для поездов с околосветовой скоростью — ведь это же и есть теория относительности.
— Это обыкновенная жизнь. А я провожу опыты, чтобы изменить эту жизнь. — Лицо Айкельсона приняло упрямое выражение. Он постучал пальцем по столу. — Знаете ли вы, что губит человека? Одержимость одной идеей, непонимание всей ее узости. Знаете ли вы, какой идеей одержим каждый гаммельнец? Накоплением денег. Копить, копить и копить, отказывая себе во всем. Ради чего? Чтобы купить билет для поездки в иное время. И только по возвращении из замедленного времени гаммельнец считает, что он преуспел, потому что схитрил, растянул собственное время, обогнал соседа. Но ведь это же слепое заблуждение — вся эта игра со временем. Все решают только деньги. И если бы время было для всех одинаковым...
— Мне это легко представить, — улыбнулся Рауль. — Но от этого мир не стал лучше.
— И если бы мне удалось доказать, что скорость света в Гаммельне можно увеличить настолько, что все остальные скорости окажутся очень малыми по сравнению с нею, то всем станет ясно, что и время может стать независимым от этой скорости. Время будет одинаковое для всех.
