— А мне кажется, знаете. Вы квартировали у нее в Ньюкасле в 1949 году.
Она от изумления открыла рот. Затем, резко повернувшись, отошла от меня и остановилась перед окном. Наступила томительная пауза. Наконец я нарушила молчание:
— Вы не можете отрицать это, не так ли, миссис О'Мара? Вы не можете отрицать, что у вас была дочь по имени Дженни, которая была удочерена другими людьми. Миссис Оливер мне о вас все рассказала. Я знаю даже, что перед тем как выйти замуж за Шона О'Мара, вы работали секретаршей у дантиста.
Она повернула ко мне перекошенное лицо. Во взгляде ее открыто читалась ненависть. Заметив это, я поняла, что, даже если она окажется моей матерью, я уйду от нее без сожаления. Она была абсолютно чужим человеком и, несмотря на все рассказы о ней Лейлы, никогда не питала ко мне теплых чувств. Впрочем… надо еще окончательно выяснить, мать ли она мне.
— Садитесь, — коротко бросила она.
Я опустилась в ветхое кожаное кресло, а она уселась напротив. Ее руки все еще дрожали.
— Хорошо, мисс Армитедж, я скажу вам правду. У меня действительно была дочь и ее звали Дженни. Сейчас ей было бы примерно столько же, сколько и вам.
— Было бы? — удивленно переспросила я, услышав, как она употребляет прошлое время.
— Да, было бы. Она умерла.
Я была не уверена, что она говорит мне правду, поэтому промолчала.
— Она родилась в конце войны, а поскольку я к тому времени овдовела, то и позволила ее удочерить чужим людям. Их фамилия была — Лестеры. Спустя некоторое время после того, как мне пришлось с нею расстаться, я получила письмо от Лестеров, в котором они сообщали, что Дженни умерла. Теперь я жалею о своем поступке. Многие годы это не дает мне покоя.
— Когда умерла ваша дочь?
— Еще до того, как я сняла комнату у миссис Оливер.
— Но вы не говорили ей, что ваша дочь умерла, — уверенно проговорила я.
— Да. Для меня тогда было очень тяжелое время. Я не могла говорить с посторонними людьми о дочери. Просто не могла… Я ничего не сказала о ней даже мистеру О'Мара, моему последнему супругу.
Если то, что она рассказывала мне сейчас, было правдой, то я понимала ее страдания.
— Мне подробно описывали мою мать, и это описание совпадает с вашей внешностью.
— У вас с собой фотография матери? — спросила она с интересом.
Я открыла сумочку и достала пожелтевший снимок и письмо, которое моя мать когда-то писала Лейле.
Я начала было рассказывать о письме, но она мельком взглянула на конверт и тут же отложила его в сторону. Бросив быстрый взгляд на фотографию, она сказала:
