— Неужели вам кажется, что в современной России найдутся совестливые преступники, которые готовы будут компенсировать жертве ее страдания?
— Кто-то готов. Помню историю в Екатеринбурге, когда жертва и преступник стояли рядом в суде. Мужчина, работавший частным охранником на вокзале, пресекая преступление, выстрелил в пол из травматического оружия и попал женщине рикошетом в ногу. У нее оказалась раздроблена кость, предстояло делать серию операций. Мужчина, конечно, вылетел с работы, лишился лицензии, попал под суд, но за это время нашел другую работу и начал выплачивать по своей воле пострадавшей деньги. На суде они стояли рядом и просили любое наказание, кроме тюрьмы, потому что из мест заключения он не смог бы платить пострадавшей. Но, к сожалению, у нас жертв в этом случае не слышат — мужчина все равно получил свои пять лет и поехал за колючку. На что теперь будет лечиться женщина, непонятно.
— Как должна рассчитываться сумма компенсаций?
— Шкала стоимости рассчитывается из социальных государственных параметров. Например, после теракта в Домодедово власти Московской области распорядились, чтобы детям, оставшимся без попечения родителей, выплачивалась пенсия в 14 тысяч рублей вплоть до совершеннолетия. Пенсия, кстати, в таких случаях выплачивается в 20 странах Европы. Но только наше государство берет с потолка размер выплаты — мы не имеем расчетной шкалы, как во всем мире. Сколько стоит, условно говоря, жизнь, потеря кормильца? Сколько стоит лечение болезни? У нас выплачивают компенсации по критериям: «громкий теракт», «громкое преступление», «опасность социального скандала». Людям затыкают рот разными суммами денег, кому-то платят сто тысяч, кому-то — миллионы. Это значит, что есть люди одного сорта, а есть другого. Именно поэтому и необходимо создать Компенсационный фонд. Получателями средств фонда должны стать жертвы тяжкого преступления, получившие увечья, или родственники погибших, которые зачастую остаются на иждивении.
— Есть у вашей инициативы противники?
— Желающих сознаться в презрении к жертвам открыто пока нет. Но есть довольно странные позиции. Например, Минюст написал в отзыве, что тюрьма должна исправлять, а не содействовать компенсации вреда. Или Совет при президенте по развитию гражданского общества и правам человека во главе с Федотовым заявил, что для УДО и раскаяние не должно быть обязательным…
— Что конкретно вы понимаете под термином «соблюдение прав пострадавших»?
