— Ну ладно, — сказал я наконец, — до завтра.
— Как это? — произнесла она, и я замер, наполовину открыв дверь.
— Как что? — спросил я.
— Когда ты в первый раз держишь на руках своего ребенка.
Мне не требовалось раздумывать, чтобы ответить.
— Потрясающе! — воскликнул я. — Совершенно невероятно. Это не похоже ни на что другое.
Она посмотрела на меня так, что я не понял: собирается она меня обнять или ударить. Но она не сделала ни того ни другого, а лишь покачала головой и сказала:
— Иди за своими детьми.
Я подождал, не скажет ли она еще чего-либо. Она молчала. Я выбрался из машины и, пока она медленно выезжала с парковки, смотрел ей вслед, пытаясь уяснить, что же на самом деле творится с моей сестрой. Но для того, кто стал человеком буквально недавно, эта задача оказалась непосильной. Я пожал плечами, сел в свою машину и поехал за Коди и Эстор.
Я ехал на юг по Олд-Катлер-роуд. Машин было много, но почему-то этим вечером в этой части города все вели себя вежливо. Мужчина в большом красном «хаммере» даже пропустил меня, когда дорога стала уже. Такого я никогда прежде не видел, и мне пришла в голову дикая мысль: террористы подсыпали что-то в местный водопровод, чтобы сделать всех жителей Майами мягкими и добрыми. Сначала я решил порвать со своей Темной стороной, потом Деб едва не расплакалась, и вот теперь человек на «хаммере» в разгар часа пик вежливо пропускает меня. Неужели это конец света?
Но никаких ангелов с пламенеющими мечами за время, потребовавшееся, чтобы доехать до парка, где скрывались Коди и Эстор, мне не встретилось. Мне удалось добраться до места буквально за минуту до шести. Та же самая молодая женщина ждала у двери, поигрывая ключами и едва не пританцовывая от нетерпения. Она чуть ли не швырнула детей мне и потом с искусственной улыбкой, сильно недотягивавшей до моих, бросилась к своей машине, припаркованной в дальнем конце стоянки.
Я усадил Коди и Эстор на заднее сиденье и сел за руль. Они молчали, даже Эстор, и, вспомнив теперь уже об отцовских обязанностях, я решил помочь им раскрыть свое сердце миру. С деланным весельем я спросил:
— День прошел хорошо?
— Энтони — настоящая задница, — сказала Эстор.
— Эстор, ты не должна говорить это слово. — Я был слегка шокирован.
— Даже мама говорит его, когда она за рулем, — заметила Эстор. — И я слышала его по радио в ее машине.
— В любом случае ты не должна его использовать, — повторил я. — Это плохое слово.
— Не надо так со мной разговаривать, — потребовала Эстор, — мне уже десять.
