Том 9. Преображение России | страница 22
Видно их стало: шли трое, гармонист в середине. О гусях пропели уж все до конца, но не хотелось, должно быть, расстаться с напетым мотивом. Тихо, чтобы разлиться потом вовсю, начал средний снова:
И лихо подхватили двое других, равняясь с бассейном:
— Держи их! — бросился наперерез пристав.
Кашнева точно подбросило за ним. Торопливо шлепая по грязи, вперебой, табуном отовсюду, как в атаку, кинулись солдаты… Певуны ахнули, отшатнулись, стали.
Пожалуй, незачем было Дерябину расстегивать верхние пуговицы тужурки: парни были квелый, хлипкий народ. Бил их пристав со всего размаха, — с правши и с левши. Двое упали сразу, третий, с гармоникой, еще держался, но со второго удара сбил с ног и его Дерябин. Куча сваленных парней барахталась в сыром песке. Чуть поднялся парень с гармоникой…
— Господин пристав! Это… за что же бьетесь?
— Мало тебе? Додать?
Пнул его сапогом в бок Дерябин, застонал парень.
— Будет вам, что вы! — взял пристава за руку Кашнев. — Зачем?
— Как? — озадачился пристав. — Мерзавцы, воры, — по ночам орать!..
— Да ведь новобранцы… как же воры? — ответил Кашнев.
— Мы и вовсе не новобранцы, — плачущим голосом вставил кто-то из кучи. — Так мы, ребята здешние.
— Значит, и воры! Еще лучше… Да здесь же все воры, скот!
— А вы нас ловили? Воры… — поднялся было парень с гармоникой.
— Что так-кое?
— Вы нас не ловили, — по-пьяному упрямо повторил парень.
— Тты? Как смеешь? — изумленно и потому как-то тихо даже спросил пристав. — Как смеешь? Смеешь как?..
И Кашнев не мог его удержать.
Привели в часть и заперли избитых парней в каземате. Солдаты ушли в казарму. Кашнев остался у пристава, где Культяпый постелил ему постель.
Долго сидел на этой постели Кашнев, молча глядел на Дерябина, который, сопя, читал и подписывал у стола какие-то бумаги, пил квас из графина, дымно курил.
Но вот пристав снял тужурку, остался в одной крупно вышитой на груди рубахе, подошел к иконе, около которой горела лампада, грузно стал на колени и начал отчетливо, громко читать молитву ко сну отходящих:
— «Боже вечный и царю всякого создания, сподобивый мя даже в час сей доспети, прости ми грехи, яже сотворих в сей день делом, словом и помышлением, и очисти, господи, смиренную мою душу от всякия скверны плоти и духа…»
Читал долго, потом прочитал еще две длинные молитвы, поклонился земно и встал с колен. А в это время разделся Кашнев, потянулся устало и лег.