Она любила эту мелодичность. И не могла дождаться того дня, когда будет сидеть в пабе, где все будут говорить так, в то время как сама она будет наслаждаться содовым хлебом и тушеной бараниной с луком и картофелем, прихлебывая идеально налитый Гиннес [1]. Но, разумеется, только после того, как проведет весь день в Национальном Музее Ирландии, восхищенно и детально изучая такие невероятные сокровища, как Брошь Тары, Чаша Ардаж и Золотое Собрание Бройчера.
Зажав телефон между ухом и плечом, она смотрела на часы. Люминесцентный циферблат показывал десять минут одиннадцатого.
— Что за пакет доставляют так поздно вечером? — громко спросила она.
— Вас не должно это интересовать. Только распишитесь за получение, заприте пакет и идите домой. Это — все, что мне нужно.
— Конечно, профессор, но что…
— Только распишитесь, заприте, и забудьте об этом, Джессика. — Последовала пауза, гнетущая тишина. — Я не вижу никакой причины рассказывать об этом кому-либо. Это личное. Не относящееся к университетской работе.
Она пораженно моргнула; профессор никогда ранее не разговаривал с ней таким тоном. Резкие короткие фразы, он говорил, как параноик.
— Я понимаю. Я позабочусь об этом. Вы только отдыхайте, профессор. Не волнуетесь ни о чем, — успокоила она торопливо, решив, что обезболивающие препараты, которые он принял, сделали его забавным, беднягу. Она когда-то принимала тайленол [2] с кодеином, который сделал ее беспокойной, несдержанной и раздражительной на все время применения. Можно с уверенностью сказать, что с многократными переломами ему дали что-то посильнее, чем тайленол.
Теперь, стоя под тихо гудящими флуоресцентными светильниками в университетской прихожей, она терла глаза и постоянно зевала. Она была истощена. Она встала в пятнадцать минут седьмого, чтобы успеть к занятиям в семь двадцать, а к тому времени, когда она вернется домой сегодня вечером — или точнее утром — и сможет лечь в кровать, начнется другой двадцатичасовой день. Снова.
Поворачивая ключ в замке, она открыла дверь офиса, повозилась в поисках выключателя света и щелкнула им. Она вдохнула присущий кабинету профессора запах, смакуя академическую смесь книг и кожи, прекрасной древесной полировки и острого аромата его любимого трубочного табака. Она планировала когда-нибудь иметь собственный офис, очень похожий на этот.
Просторная комната имела встроенные книжные шкафы от пола до потолка и высокие окна, так что в течение дня солнце освещало искусно сотканный старинный коврик красновато-коричневого цвета вина и янтаря. Мебель из тика и красного дерева была мужской: величественный стол; роскошный кожаный честерфилдский диван оттенка кофейных бобов; в тон им подобраны стулья. За стеклом хранились различные сувениры и дорогостоящие, точные копии различных предметов. Копия лампы от Тиффани украшала его стол. Только компьютер с двадцатиоднодюймовым плоским экраном противоречил выбранному стилю оформления. Уберите его — и кабинет можно было бы спутать с библиотекой поместья англичанина девятнадцатого столетия.
