Проклятие. Она просто ненавидела то, что он был абсолютно прав. Снова. Слеза побежала по ее щеке прежде, чем она смогла смахнуть ее.
— У меня есть идеи по поводу того, что мне нужно, но в крепости Гриффинов мне никогда не реализовать их. Может, я не знаю точно, что я хочу или кого я хочу, — парировала она, ее голос дрожал, — но я не сдамся, пока не выясню это. Я не стану снова скучной и расставшейся с мечтами, пока не переживу по крайней мере одно большое приключение. Я не отступлю. Я не могу, Валентин.
К ее изумлению, маркиз наклонил голову в ее сторону.
— Приключение? — повторил он. — Какого рода приключение?
Девушка глубоко вдохнула, закрыв глаза, и представила, что она бы сделала, если бы могла все, все, что угодно, но только однажды.
— Что-то дикое и свободное, и совершенно безумное. Что-то неприличное, — Элинор снова открыла глаза. — А затем, думаю, я смогу найти мужа, который подойдет мне, и который, по меньшей мере, не разозлит Мельбурна.
Рот Деверилла изогнулся.
— Очень последовательно. Значит, ты настроена решительно.
— Да, это так. Что ты думаешь об этом, Валентин?
— То, что я думаю, может заполнить несколько томов, — ответил он. — Я попробую придумать подходящее неприличное приключение для тебя. Но я не сводник, так что тебе самой придется заняться той частью, которая касается мужа.
Отлично, теперь у нее было предложение помощи от него. Она сможет позже уговорить его на большее. Что имело значение в данный момент, так это то, что у нее появился союзник.
Под влиянием эмоций Элинор подошла к нему и обняла.
— Спасибо тебе.
Валентин взялся пальцами за ее подбородок, приподняв голову девушки вверх. Он медленно наклонился и коснулся губами ее губ, мягко, призывно, соблазнительно. Она перестала дышать. Словно электрический разряд пробежал по ее позвоночнику. Хотя они не двигались, Элинор могла бы поклясться, что ее ноги оторвались от земли. Не удивительно, что женщины практически падали к его ногам. Когда маркиз выпрямился, она обнаружила, что прижалась к его груди.
— Я предупреждал тебя, что не стоит благодарить меня заблаговременно, — прошептал он, ставя ее на ноги, а затем повернулся, чтобы продолжить прогулку.
Но Элинор уже была благодарна ему. Воспоминания о твердых, эгоистичных, неумелых губах Стивена Кобб-Хардинга, прижимающихся к ней, внезапно исчезли. У нее теперь было гораздо более приятное — и гораздо более тревожащее — воспоминание.
