— Что? — вскричал Антоний. — Ты считаешь себя способным наследовать Цезарю, ты, мальчишка…
— Но позволь, Марк Антоний, — растерялся Октавиан, едва владея собою, — закон на моей стороне…
Антоний с оскорбительным смехом повернулся к жене и брату:
— Слышите, что лепечет этот безумец?.. Наследство, закон, ха-ха-ха! Наследством распоряжается консул для блага государства, а закон — ну, обойди его, если посмеешь!
Вмешался Агриппа:
— Прости, консул! Мой господин не намерен обойти закон, а хочет соблюсти его. Все права…
— Молчи, я тебя не спрашиваю, раб своего господина!
— Позволь, — побледнев, вымолвил Агриппа, — я человек свободнорожденный, и оскорблять меня…
— Еще слово и — клянусь Зевсом Ксением! — невольники выкинут тебя за дверь.
Фульвия расхохоталась. В ее смехе слышались злорадство и ненависть.
— Ты очень мягок, Марк, — сказала она, — я бы поступила иначе. Разве прибытие в твой дом этих людей не есть оскорбление твоего величества? Зови, Люций, рабов…
Агриппа и Октавиан бросились к двери. Бледный, дрожащий, Октавиан остановился на пороге и вымолвил, заикаясь:
— Никогда, Марк Антоний, никогда… я не прощу тебе… этого оскорбления… Клянусь тенью Цезаря!..
— Берегись, Гай Октавий! Ты угрожаешь консулу, другу и коллеге Цезаря!
Октавиан выбежал, прихрамывая на левую ногу, хлопнув дверью.
Фульвия смеялась; она была довольна, что Антоний «проучил зазнавшегося мальчишку», но больше радовала ее твердость мужа, отказавшегося вернуть наследство,
— Брат, — спросил Люций, — ты еще не оставил мысли Цезаря о парфянском походе? Нет? Значит, ты прав: наследство Цезаря нам понадобится.
Однажды утром Антоний сказал, одеваясь:
— Тень Цезаря бродит среди ветеранов. Фульвия, встававшая с ложа, возразила:
— Не тень Цезаря, а Октавий… Берегись его: он способен запятнать грязью не только своих друзей, но и свою старую мать. Этот юноша… о, этот юноша, Марк, отвратительнее самой грязной субурранки… Не спорь. Я тороплюсь. Пройди в конклав и подожди меня. Нам нужно поговорить.
Возле нее суетились рабыни: одна помогала снять тунику, другая надевала на узкие ступни матроны легкие сандалии, третья держала затканное золотом покрывало, которое госпожа должна была набросить на себя, выйдя из лаватрины.
Антоний направился к дверям.
В конклаве находился его брат Люций. Ходили слухи, что он — любовник Фульвии и подчинен ей так же, как Антоний, но муж не знал об этом, а если б и услыхал, то едва ли бы поверил, — Люция он любил и в нем не сомневался.
