14/6/41
Фюрер обсудил насущные вопросы предстоящей операции с командующими группами армий и армиями в Рейхсканцелярии. Никаких новых пожеланий в адрес командования группами армий высказано не было.
После обеда фюрер рассуждал о сложившейся ситуации: чем больше он размышляет о своем намерении напасть на Россию, тем сильнее укрепляется в принятом им решении. Россия представляет собой огромную угрозу для германского тыла, и наши тылы должны быть избавлены от такой угрозы. Как только Россия будет повержена, у Англии союзников на континенте не останется, а Германию [43] можно разбить только на континенте. Даже если в результате разгрома России нам удастся накормить хотя бы часть армии — а на территории России останутся от 65 до 70 дивизий — потребности Германии в сырье и продовольствии могут удовлетворяться неопределенно долго. Более того, после завершения кампании на востоке многие дивизии будут расформированы, а демобилизованные солдаты получат рабочие места в промышленности; промышленность может быть частично перестроена на мирный лад. Англия же, созерцая гигантские успехи Германии, должна будет неминуемо прийти к выводу о бессмысленности дальнейшей борьбы. Фюрер надеется, что все упомянутое выше произойдет в ближайшие месяцы после окончания восточной операции. Фюрер несколько месяцев назад прощупывал позиции русских на предмет заключения союзнического договора с Германией, но они отвечали уклончиво; это свидетельствует о том, что они используют предыдущее соглашение только для того, чтобы еще больше нарастить свою мощь.
Углубленное исследование русского вопроса показало, что русские чрезвычайно осмелели, как только пришли к выводу, что Германия слишком занята своими делами. Об этом, к примеру, свидетельствует захват Литвы, не предусмотренный никакими соглашениями. Вопрос, какие территории Германия аннексирует после победы, остается открытым; не приходится, однако, сомневаться в том, что русское влияние в Прибалтике должно быть полностью искоренено; кроме того, Германия должна закрепить за собой господствующее положение на Черном море, так как эта зона является жизненно важной для обеспечения нашего выживания — к примеру, из-за нефти. Британские потери в транспортных судах велики; фюрер надеется, что они возрастут еще больше благодаря действиям нашего постоянно увеличивающегося подводного флота. Объединенные [44] усилия подводного флота и Люфтваффе, направленные против британского торгового судоходства, должны стимулировать англичан к заключению мира. Американская помощь приходит с опозданием; она даст о себе знать в лучшем случае в конце лета. На разгроме России, конечно же, должно сказаться давление Японии, хотя активной помощи с ее стороны в период восточной кампании и не ожидается. Турции тоже придется рано или поздно открыто заявить о своих намерениях, хотя в настоящее время она к этому не готова. Положение в Ливии, где сейчас дислоцируются весьма слабые германские силы, трудное. Некоторое облегчение в этом регионе нам может принести только заключение договоров с Турцией и Сирией, скорейшее подписание каковых в этой связи представляется насущным и желательным. Ожидается, что после краха России Швеция продемонстрирует свое согласие с германской политикой. Теперь об Испании. Захват Гибралтара и разрешение на проход наших войск были оговорены с Франко еще в феврале, когда начались итальянские неудачи на фронтах. Не составляет труда понять, почему Франко в этом вопросе позже стал демонстрировать нерешительность. Но эту идею ни в коем случае нельзя сдавать в архив, поскольку захват Гибралтара радикально изменит ситуацию в Средиземноморье. Наши успехи в Греции и на Крите оказали благоприятное воздействие на настроения наших сторонников в Испании; победа над Россией еще больше ободрит прогерманские круги в этой стране. Интересно, что фюрер в своей беседе ни слова не сказал о Франции.
