Из головы Рурта поползло что-то невидимое, потянулось к ладоням Серкуса, стало медленно всасываться в его толстые руки через знак-татуировку. Грузное тело воала сотрясалось, ножки кресла под ним прыгали с громким стуком. Голова старика поднялась от покатых плеч, показав, что у нее все-таки есть шея, и страшно задергалась. Огонь в камине продолжал метаться, как загнанный зверь. В полумраке комнаты с танцующими на стенах тревожными бликами все это выглядело ужасающим.
В голове хранителя Дамина проносились картинки ночного видения принца. Воал с силой вцепился в подлокотники своего огромного кресла, пытаясь удержаться. Он видел нечто большое и блестящее, похожее на яйцо. Это «нечто» пыталось проглотить Серкуса, а тот отмахивался, как мог, и остервенело кричал. Потом он просто открывал рот, но кричать почему-то уже не мог. Вдруг «нечто» куда-то исчезло, и появилось необычное женское лицо. Оно показалось Серкусу идеально красивым, таким, какое не встретишь в реальной жизни. В наступившей тишине воал услышал, как столь же красивый, но очень обеспокоенный голос предупредил: «Опасность! Смерть! Вспоминай — и останешься жив!»
Лицо исчезло так же, как и яйцеобразный обидчик. В образовавшейся пустоте какое-то время ничего не было, пока Серкус не услышал за спиной страшный рев и не повернулся назад. Там, грозно размахивая огромными крыльями, разъяренно плясал дракон. Такой же, как и тридцать лет назад, — в сновидениях Наиры. Из его жаждущей крови разинутой пасти вырывались языки пламени. Серкус чувствовал, как обжигают они его голую грудь и как он, воал Дамина, ничего не может сделать: руки не слушаются, силы покидают его, сознание уходит. А потом темнота…
Тело воала перестало трястись. Голова вернулась на место и вросла в плечи. Стул в последний раз сильно ударил ножками о пол и замер. Последовал громкий выдох. Глаза толстяка закрылись и открылись, приняв нормальный вид.
Воал немного отдышался. Сейчас ему было очень тяжело. Он даже осмотрелся по сторонам, будто испугавшись, что кто-то увидел его в таком состоянии.
Вытер тыльной стороной ладони проступившую на губах пену.
Серкус еще кое-что вспомнил. Затем небрежно взмахнул рукой, и потухшие факелы на стенах вновь загорелись. В комнате сразу стало уютно, пламя больше не металось в камине.
— Давно мне не было так дурно, — заговорил воал сам с собой.
Снова он выставил руку ладонью вперед в сторону молодого наследника.
— Проснись! — воскликнул воал.
