— Нет, — почти честно ответил Алешка, — мы будем тренироваться. Нам бы еще мишень сделать…
— Там у входа лист пенопласта стоит порченый. Посмотри, может, пойдет вам на мишень.
Алешкин папа заточил все принесенные индейцами сюрикены, а сам Алешка на пару с шаманом вырезали из большого куска пенопласта человеческий силуэт в натуральную величину, без ног, по пояс. Сюрикены втыкались в него с легким хрустом. Радостные, они провели у слесарной мастерской остаток дня, прислонив мишень к стене и метая в нее мертвецкие украшения, отточенные до остроты хорошего ножа. Потом пришел папа, у которого закончилась смена, и Алешка с Дуди побежали по дороге в сторону большого поселка, чтобы успеть на автобус. Папа шел не торопясь. Он вообще никогда не спешил. И в этот раз пришел вовремя.
Алешка и его маленький черноглазый товарищ с красными лицами стояли растерянные у дощатого домика автобусной остановки. Перед ними валялись куски пенопласта и стоял долговязый парень с длинной сальной челкой. Алешкин папа всегда ходил тихо, что было удивительно при его массивности и тяжелом взгляде, который, казалось, сам по себе должен был производить стук, падая на предметы.
— Кто это сделал? — спросил Алешкин папа тихим, но угрожающим голосом из-за плеча долговязого, так что парень даже подпрыгнул на месте и резко обернулся, взмахнув длинной черной челкой.
— Он! — выпалил Алешка, указав пальцем.
Прыгун посмотрел в глаза Алешкиного папы, потом на Алешку и вдруг осклабился, мотнулся развязно всем телом и попытался что-то объяснить деланно-ленивым тоном, но папа уверенным движением протянул руку к лицу паренька и запрокинул тому голову, вставив средний и безымянный пальцы ему в ноздри. От неожиданности Прыгун замычал жалобно, по-телячьи, и привстал на цыпочки, потому что его нос больно тянули вверх чужие пальцы, сильные и жестокие.
— Бе-ги… — тихо-тихо сказал Алешкин папа, а губы его были белыми от злости.
— Отпустите! — прогундосил подвешенный за нос.
— Пошел!!! — рявкнуло ему в лицо что-то страшное, что держало его так сильно.
Он прыгнул вверх, срывая себя с этих деревянных пальцев, развернулся еще в воздухе, упал по-кошачьи, одновременно на ладони и стопы, и рванул из такого положения вперед, наискось через полотно грунтовки, ничего не видя перед собой и чувствуя мокрое и горячее на губах.
Мальчишки смотрели во все глаза на Алешкиного папу. Тот еще несколько мгновений не отводил неподвижного взгляда от стремительно удаляющейся спины Прыгуна, а потом перевел его на испуганных индейцев. Его губы еще были белыми, но с лица уже сползало выражение окаменелой ярости.
