— Коль, ты чего? — шутливо-тревожно заглянул ему в лицо Пашка. — Никто не ест покойников.
Коля раздраженно махнул рукой.
— А правда, как же зимой? — спросил Алешка. — Где зимой эвены камни берут? Снег же, и холодно — никаких стен не построишь!
— А зимой они не хоронят, — смеялся Дима ехидненько. — Откладывают до весны в холодок.
Спиря потерянно молчал: рухнуло подтверждение индейского происхождения эвенов.
Племя вышло из тундры, когда солнце над грядой сопок уже краснело по-вечернему. Резиновые сапоги шаркали по растресканной, укатанной грузовиками земле. Редкие прохожие тянулись от автобусных остановок к цветным коробочкам пятиэтажек. Индейцы шли быстро и уже на подходе к родным улицам догнали четверых мужиков в пыльных робах — те шагали вальяжной шеренгой, занимая всю ширину внутриквартального проезда.
— Твой отец, — толкнули Алешку.
Вождь закрутил недоуменно головой, и вдруг один из идущих перед ним взрослых обернулся и оказался и правда его отцом. Он улыбался сыну с высоты своего роста.
— Это мой папа с друзьями, — объяснил Алешка.
Ему почему-то было приятно, что вот идет его отец, такой большой и сильный, и что у него есть такие же большие и сильные друзья, и все они сейчас увидят Алешку.
— А вот сын мой, — проговорил отец весело.
И Алешка даже засмеялся — так это было хорошо: такая неожиданная встреча. Работяги остановились, развернулись к пацанам, и один из них, незнакомый, с блеклыми серыми глазами, вдруг ухватил Алешку одной рукой поперек туловища, поднял в воздух и зажал под мышкой. Алешка, ошеломленный, задрыгал ногами в пустоте и неожиданно для самого себя жалобно крикнул:
— Папа!
— Ага! — заворчал блеклоглазый, и от него потянуло тухлым спиртовым перегаром. — Вырываешься! Ну, дык я тебя…
И он играючи перекинул тело Алешки несколько раз — из одной крепкой руки в другую, каждый раз переворачивая вождя вверх тормашками. Было страшно, противно и больно. Кувыркаясь в пьяных руках, Алешка видел лицо отца — все такое же улыбчивое и расслабленное.
— Ну, ты же индеец, — ухмыльнулся отец. — Индейцы должны уметь применять всякие там боевые приемы!
«Он пьяный», — мелькнуло в Алешкиной голове, и ему стало очень стыдно перед своим племенем, которое стояло рядом и смотрело во все глаза. Стыдно — аж до жжения где-то в горле. Кто-то мелко хихикал: по голосу вроде бы Дима.
— Отпусти! — сказал Алешка твердо.
— Не отпущу! — пьяный перехватил Алешку еще раз, и тот повис бессильно прямо перед своими воинами. Первым стоял Пашка, и на лице его была жалеюще-ехидная улыбочка.
