Они топали сапогами по пыльной улице с романтическим названием «71-я параллель». Улица состояла из длинных двухэтажных деревянных домов, с тремя подъездами каждый. Под их окнами стояли железные пятитонные и трехтонные контейнеры, выкрашенные синей или рыжей краской, — из поселка постоянно кто-нибудь уезжал.
— Послушайте! — взмолился Алешка. — То, что сейчас мы нашли эти вещи, это очень серьезно. И не вздумайте болтать про них родителям. Их там спрятали бандиты, и я не хочу, чтобы они узнали про наше племя. Вы сложили все вещи обратно? Надеюсь, никто ничего оттуда не утащил?
— А где твой лук? — вдруг спросил Спиря.
Алешка похолодел. Он отчетливо вспомнил, как скинул с плеча лук, стоя посреди бандитской теплицы. Вспомнилось даже место, куда он бросил свое оружие, — сразу возле входа, на дощатый занозистый пол. Но сейчас с ним лука не было. Он бездумно провел руками по карманам, будто там могла обнаружиться его пропажа. В брючном кармане хрустнула пятирублевка. Алешкино сердце стукнуло сильно и замерло, а потом затрепыхалось, как будто у самого горла, мокрым горячим комком.
— Я его выбросил, — сказал он не совсем уверенно. — Тетива лопнула. И дерево совсем согнулось.
— Как это? — с легким удивлением спросил бодро марширующий рядом с вождем Дима. — Тетива лопнула, и при этом дерево согнулось?
В кармане у Димы лежала горсть странной травяной крошки из бумажного бандитского пакета.
— Перетерлась тетива, — разозлился вдруг Алешка. — Что тут непонятного? Не луки, а фигня какая-то! Ты, Павлик, с такими луками собрался десятиклассников побеждать?
— Да, — снова согласился Пашка и немного погрустнел. — Оружие ни к черту.
За пазухой Пашкиной спортивной кофты лежал пламенно-рыжий лисий хвост и грел ему левый бок настоящей индейской тайной.
— Не может быть, чтобы в теплицах прятали ворованное, — говорил вечером того же дня, солидно шевеля прокуренными усами, Пашкин папа. — Что, ты говоришь, там еще нашли?
— Там шапки разные, шкурки песцовые, шуба и куртки! — У Пашки аж горело что-то внутри от возмущения: он ожидал, что родители будут потрясены и заинтригованы его рассказом, а они проявляли какой-то вялый тепло-хладный интерес, как будто он пересказывал им на десятый раз наивный болгарский вестерн.
— В теплице негде спрятать столько вещей, они же маленькие, эти теплицы, — отстраненно и неспешно рассуждал Пашкин папа.
— Ты врешь, наверно, — добавляла мама со странной осторожной интонацией.
