— Пашка, ты здесь? — шипел Алешка.
— Да.
— Дурак! Мы же в тот момент все смотрели на костер! И так близко!
— Откуда я знал, — оправдывался Пашка. — Он так неожиданно появился…
— При чем тут он! — Алешка чувствовал, как из глаз все-таки текут слезы, и старался злостью загнать их обратно. — Мы из-за тебя чуть не попались! Я не говорил бросать что-нибудь в огонь, я говорил, чтобы его тушили! Индеец думает, прежде чем сделать! А ты дурак!
— Сам дурак! — огрызнулся Пашка. — Я не виноват, что сторож пришел и что так получилось. Это ты виноват, между прочим. И что я серебрянку в огонь кинул — тоже ты виноват.
— Я-а-а? — Алешка онемел от изумления и несправедливости обвинений.
— Надо было так и сказать: тушите огонь и ничего туда не бросайте! — в голосе Пашки слышалось недоброе облегчение человека, сваливающего на другого бремя вины. — Ты у нас вождь! Ты отвечаешь за все племя! Если на охоте ничего не добыли — отвечаешь ты! Сам говорил! И за то, что мы сюда пришли и так все вышло, — тоже отвечаешь ты!
Пораженный Алешка молчал и лихорадочно искал в голове ответ на эту ересь, но с ужасом обнаруживал, что воин его прав и рассуждает в полном соответствии с древними индейскими законами. Он вертел головой, растерянно озираясь. Зрение наконец-то восстановилось, и в полумраке были видны одинаково настороженные лица всех, даже маленького шамана Дуди.
— Эй, вождь, — вдруг захрюкал от хохота Дима, показывая на Алешку пальцем. — Ты посмотри на себя.
— Ах, ты… — индейцы вокруг зачертыхались, застегивая ширинки.
Устраивать вигвам в поселке никак нельзя — случай на стройке убедил всех в этом окончательно, даже толстого Диму, который не хотел для посещения вигвама каждый раз забираться далеко в тундру.
— Что толку от домика, до которого надо два часа добираться? — рассуждал он, сидя на бортике детсадовской песочницы и глядя на железную витую ограду, за которой начинался рыжевато-зеленый ковер горной тундры. — Два часа туда, два часа обратно: так мы каждый день будем полдня терять только на дорогу. А если сделать его ближе, то его найдут другие, в тундре даже быстрее найдут, ведь там заметнее.
— Передавай трубку, — напоминал ему Коля и, приняв с почтением тлеющий стебелек домашнего веника, затягивался, щурил от дыма узкие глаза с тяжелыми, как у деда, веками и следил, чтобы уголек с кончика стебелька не упал на потертые школьные брючки из плотной синей ткани — его единственные «гуляльные» штаны. — А что ты предлагаешь?
