Они рассказали эту историю всем своим знакомым, и с тех пор на детской площадке стало обычным развлечением — смотреть на Дуди. Вокруг маленького, в старой курточке Дуди вставали в круг мальчики и девочки и по очереди говорили:
— Дуди, сними штаны! Дуди, грызи палку! Дуди, поешь песочку!
Однажды пару месяцев спустя, когда они уже знали, что мама Дуди, такая же смуглая и улыбчивая, работает в магазине продавщицей, а сам Дуди иногда ест и нормальную пищу помимо песка, — они встретили этого вечно радостного карапуза возле строящегося двухэтажного дома. Дом получался у строителей такой же длинный, на деревянных сваях, как их собственный. В этой заполярной местности у строителей получались в основном именно такие дома. А мальчик Дуди тащил вдоль этого дома трехлитровую банку с белой краской. Индейцы пошли следом, стараясь не приближаться, чтобы не выдать себя, но и не отставать — чтобы не потерять из виду поношенный коричневый свитерок и лохматую черную шевелюру Дуди. Вскоре выяснилось, что Дуди тащит краску в песочницу. Они не знали, что он там хочет делать — покрасить песок или просто закопать банку, но в любом случае вряд ли он мог правильно распорядиться такой полезной вещью, как целая банка белой краски.
У самой песочницы они остановили Дуди. Тот, как всегда, улыбался. Банку он отдал по первому требованию и без всякого сожаления. На лице его застыло привычное идиотское выражение радостной угодливости. Казалось, он был счастлив отдать банку, которую так долго тащил.
— Знаешь, — вдруг сказал Пашка, — а ведь он похож на индейца.
— Мне он больше напоминает собаку, — сказал Алешка. — Есть такие маленькие собачки с большими вылупленными глазами, они всегда скачут от радости — даже если пытаешься их пнуть.
— Ты посмотри, у него ведь почти красная кожа и нос чуть-чуть с горбинкой, — говорил Пашка.
— У собак тоже бывает нос с горбинкой, — говорил Алешка. — Только собаки умнее его.
— Да перестань ты, — улыбнулся Пашка. — Если ему раскрасить лицо — это будет настоящий индеец. Вот увидишь!
Они помолчали, задумчиво глядя на белую банку, стоящую у их ног. Дуди тоже молчал, смотрел на банку и улыбался, чуть прищурясь, потому что в его радостно-непроницаемое индейское лицо светило невысокое солнце.
— Дай-ка мне вон ту палочку, — сказал Алешка Пашке, а потом спросил, глядя почему-то вдаль, на изломанную линию горного хребта: — Дуди! А, Дуди! Ты хочешь быть индейцем?
Дуди кивнул. Тогда Алешка взял протянутую ему длинную щепку, подковырнул ею крышку банки и погрузил щепку в густую глянцевитую белую эмаль.
