— Судя по всему, эта история его ничуть не впечатлила. Мне кажется, он даже не слишком поверил, и, пока она не задевает его жену напрямую, Хопкинсу все равно. Чего копаться в доисторическом прошлом? И Анна того же мнения. Близнецы ведь давным-давно родились, и похоже, за это время Анна сумела убедить себя в том, что никакого второго ребенка не существовало. И вот теперь ей трудно поверить в реальность Бинга, ни чувств к нему, ни любви у нее нет.
Гил остановился передо мной и махнул в воздухе сигарой:
— Но они ведь знают, что твой ребенок умрет, если не сделать эту пересадку?
— Знают. — Меня передернуло.
— Тогда поведение их непростительно… преступно.
— О, Гил, — горестно поглядела я на него, — я не могу заставить себя позвонить Стиву и просто спросить, как там Бинг. Я всегда считала себя такой сильной, такой самостоятельной, думала, что со всеми бедами мира могу в одиночку справиться, и вот — не справилась, не смогла. Это выше моих сил.
— Но не выше моих, — заявил Гил.
— Что ты можешь сделать?
— Я всю дорогу об этом думал и кое-что надумал. А пока нам надо спуститься вниз, подышать свежим воздухом и поесть. Могу поспорить, у тебя сегодня ни крошки во рту не было. За едой и поговорим.
— Не могу я есть… не хочу.
— А я хочу, а ты будешь делать то, что я тебе велю, — сурово поглядел он на меня. — Если тебе нужна лекция, я тебе ее прочту. Убиваясь от горя, обливаясь слезами, валяясь на кровати и помирая с голоду, Бингу не поможешь.
— Мне так стыдно, — закрыла я лицо руками. — Ты прав.
— Ты и в самом деле самая храбрая девочка из всех, которых я встречал. Будем считать это временным помешательством.
Гил опустился рядом со мной на кровать, обнял меня, прижал к себе и стал гладить по волосам. Я почувствовала, как он целует меня в макушку, потом в висок.
— Бедная моя девочка. Бедная моя девочка… что на тебя свалилось!
В каждом из нас скрывается безумие. Я никогда не относилась к девушкам, которые ставят секс превыше всего и легко теряют голову. Конечно, у нас со Стивом случались моменты сумасбродной страсти, — женщину, которая не испытывала ничего подобного, остается только пожалеть, — но в общем и целом меня можно назвать типичной англичанкой. Даже в минуты высшего эмоционального подъема разум всегда брал верх над чувствами.
Но приходит время и…
Для меня это время настало в маленькой душной комнатке с беленными известкой стенами и распятьем над кроватью. Внутри меня словно мотор с лезвиями вращался и рвал, рвал на части мое Тело. Именно эта Кристина Росс, эта женщина, проигравшая в битве за своего сына и теперь изнывающая от нестерпимой боли, бросилась искать утешения в объятиях доброго и заботливого Гилфреда, который пришел из другого мира — мира беззаботной страсти и эмоционального накала.
