— Я так счастлива была, — повторяла она снова и снова. — Расс считает меня ангелом небесным. Что он обо мне подумает, когда узнает об этом мальчике… Стивене… Бинге… как вы его там называете. Он сочтет, что я просто чудовище, отдала тебе своего родного ребенка!
— Не сочтет, Анна, я уверена, что нет. Он поймет, как тебе было тяжело, в какие обстоятельства ты попала. Поймет и простит тебя.
— Но у него столько влиятельных друзей в Нью-Йорке и Бостоне. Бостонцы все такие респектабельные люди, снобы, если уж на то пошло. Они не одобрят моего поступка, не должна я была отдавать одного из близнецов в аренду сразу после его рождения только потому, что не могла себе материально позволить содержать его.
Меня передернуло. Надо же, оказывается, она сдала мне Бинга в аренду! Я никогда не считала себя его приемной матерью и сейчас не могла переступить через это. Он мой и только мой.
Мы снова начали спорить. «Прямо как в старые времена», — хмыкнула я про себя. Анна всегда думала в первую очередь о себе, и за прошедшие годы ничего не изменилось.
Я умоляла, я упрашивала ее найти Руди и разрешить ему помочь брату. Она рыдала, сопротивлялась, временами злилась и кидалась на меня, словно фурия. «Какое я имею право разбивать ее мирную жизнь?! — вопрошала она. — Почему думаю только о том ребенке, которого усыновила? А о втором несчастном мальчике даже не задумываюсь? С него кожу заживо сдерут, а мне все равно».
Я отбивалась, напоминала о страданиях бедного Бинга, которые ни в какое сравнение не идут с тем, что придется перенести Руди. «Нет, нет, ни за что!» — повторяла Анна, и я бросалась на нее с рычанием, как самка, защищающая своего детеныша. Именно так я себя и чувствовала, так и вела себя. Орала. Наверное, мы всю гостиницу своими воплями на уши поставили, хотя, с другой стороны, вряд ли — итальянцы ведь не англичане, они частенько выходят из себя, и такие бурные сцены никого не удивляют.
— Послушай, Анна, если ты сейчас откажешься, то собственными руками убьешь Бинга, — сказала я. — Будешь повинна в смерти своего собственного сына.
Анна отпрянула назад, покраснела, потом побледнела. Бросилась на подушку, вцепилась в нее пальцами и принялась стучать каблуками по кровати, прямо как в кино.
— Ты животное!.. Сказать мне такое! Ты просто чудовище! Отвратительная тварь! Как ты можешь такое говорить! Хочешь свалить всю ответственность за Бинга на меня! Это несправедливо. Он все равно может умереть, даже если я разрешу эту операцию.
