— Нехорошо, — сказала нам медсестра. — Мы ведь хотим, чтобы ему было сейчас удобно.
И занялась большим шприцем: наполнила его, подняла вверх, нажала на поршень, чтобы выпустить пузырек воздуха.
— …подождите… — Звук был таким тихим, мне вначале показалось, что это аппарат искусственного дыхания. Я обвел глазами палату и наконец остановил их на том, что осталось от Гарри. — …подождите… — повторил он, кивая в сторону медсестры.
А она или не слышала его, или решила проигнорировать. Подошла к нему сбоку, аккуратно подняла похудевшую руку и начала протирать ее ватным тампоном.
— …нет… — выдохнул Гарри, тихо, почти неслышно.
Я посмотрел на Дебору. Она стояла, вся — внимание, идеальная поза формальной неуверенности. Снова взглянул на Гарри. Он смотрел прямо мне в глаза.
— …не надо… — произнес он, и теперь в его глазах появилось нечто, напоминающее ужас, — укол… не надо.
Я шагнул вперед и удержал руку медсестры, не дав ей воткнуть иглу в вену Гарри.
— Подождите, — сказал я.
Она посмотрела на меня, и на мгновение что-то мелькнуло в ее глазах. Я чуть не отшатнулся от неожиданности. Холодная ярость, реакция не человека, но рептилии — «Я хочу», как будто мир — ее собственная площадка для игр. Мгновенная вспышка, но я уверен, что прав. Ей хотелось вогнать иглу мне в глаз за то, что ее остановили. Ей хотелось воткнуть ее мне в грудь и вертеть ею, пока у меня не выскочат ребра, а сердце не окажется в ее руках и она не начнет выдавливать, выкручивать, вырывать из меня жизнь. Передо мной был монстр, охотник, убийца. Хищник, бездушный и бессердечный.
Как и я сам.
Однако ее деланная улыбка вернулась очень скоро.
— Что такое, голубчик? — спросила она, ласково так — самая настоящая Последняя Сестра Милосердия.
Я почувствовал, что язык вдруг стал слишком велик для рта, казалось, прошло несколько минут, пока я смог ответить:
— Он не хочет, чтобы ему делали укол.
Сестра снова улыбнулась; улыбка, чудная такая штучка, устроилась у нее на лице, прямо благословение Господне.
— Ваш папа очень болен. Ему очень больно.
Она подняла шприц иглой вверх, и луч света из окна мелодраматично отразился в ней. Игла засияла, как тот самый Святой Грааль.
— Нужно сделать ему укол, — сказала она.
— Он не хочет, — ответил я.
— Ему больно, — сказала она.
Гарри что-то промолвил, но я не расслышал. Мои глаза замкнулись на Сестре, ее — на мне, два монстра с одним и тем же куском мяса между ними. Не отводя от нее взгляда, я наклонился к нему.
