А было холодно. Даже сейчас, все еще среди последних клочьев ночного сна, слишком холодно для кофе и начала нового дня.
Как правило, я не запоминаю сны, а если все же они остаются в памяти — не придаю им значения. Поэтому так нелепо, что этот сон все еще со мной.
Я парю над безукоризненным, хоть и ограниченным рабочим пространством — моя рука, в идеальном унисоне с той, другой рукой, поднимается и мягкой дугой опускается для безупречного рассечения…
Я читал книги. Мне никогда не стать человеком; может быть, поэтому люди всегда интересовали меня. Благодаря этому я понимаю весь символизм: парение — одна из форм полета, означающая секс. А нож…
Ja , herr Doktor . Нож — это означает Mutter, ja?
Хватит, Декстер. Глупый, бессмысленный сон.
Зазвонил телефон, и я почти выпрыгнул из своей шкуры.
— Как насчет завтрака у Уолфи? — Это была Дебора. — Я плачу.
— Сейчас субботнее утро, — ответил я. — Нам туда никак не попасть.
— Я приеду раньше тебя и займу столик. Встретимся там.
Закусочная «Уолфи» в Майами-Бич — это традиция Майами. А поскольку Морганы — семья из Майами, мы всю жизнь ели там по всяким особым закусочным случаям. Почему Дебора решила, что сегодня один из них — выше моего понимания; наверняка она в свое время прольет на это свет. Так что я принял душ, оделся в лучший субботний повседневный костюм и поехал в сторону побережья. Транспорта на новом перестроенном виадуке имени Макартура было не много, и вскоре я уже вежливо проталкивался сквозь плотную толпу возле «Уолфи».
Верная слову, Дебора застолбила угловой столик. Она болтала с древней официанткой, женщиной, которую узнал бы даже я.
— Роза, любовь моя. — Я наклонился поцеловать ее морщинистую щеку. Она посмотрела на меня своим вечно хмурым взглядом. — Моя дикая ирландская Роза.
— Декстер, — проскрежетала она с сильным среднеевропейским акцентом. — Хорош целоваться, как какой-то faigelah.
— Faigelah? Это, наверное, «жених» по-ирландски? — спросил я, садясь в кресло.
— Feh,[15] — ответила она, кивнув, и направилась в сторону кухни.
— По-моему, я ей нравлюсь, — сказал я Деборе.
— Кому-то ты должен нравиться. Как твое свидание вчера?
— Отлично. Ты не хочешь как-нибудь попробовать?
— Feh, — ответила Дебора.
— Нельзя все ночи напролет торчать в нижнем белье на Тамиами-Трейл, Деб. Должна же у тебя быть своя жизнь.
— Мне нужно перевестись, — прорычала она. — В отдел убийств. А тогда подумаем насчет жизни.
— Понимаю. Конечно, малышам будет ловчее отвечать, что их мамочка работает в убойном отделе.
