Если мы сравним эту перспективу будущего хода истории, нарисованную Марксом и обращенную против Гегеля, с тем, что обнаружилось ныне в результате крушения социализма, то придется констатировать, что намеченный Марксом исторический и общественный прогресс достигнут не был, а социально-экономические условия не позволили осуществить свободу в задуманных масштабах. Таков уровень, на котором мы интерпретируем сегодня это всемирно-историческое событие. Между тем данная интерпретация не соответствует философскому значению самого события и философскому содержанию марксизма. Нам нужно поставить вопрос: правильно ли Маркс истолковывал Гегеля, верные ли выводы сделал он из его философии?
Маркс говорил, что теперь, когда Гегель завершил философию, дальнейшее развитие философии становится невозможным. И из этого он делал тот вывод, что нужно оставить уровень философии. Маркс поставил задачу "снять" философию как таковую. При этом он воспринял замысел Гегеля, не получивший исторического осуществления. Великие слова Маркса гласят: речь идет не просто об отрицании философии при переходе к революционной практике, а о том, чтобы вообще "снять" философию в форме ее исторического и общественного существования. Но тогда при обсуждении произошедшего крушения социализма предметом дискуссии становится вместе с марксизмом, быть может, также и весь смысл гегелевской философии.
Чтобы проанализировать данную тему с точки зрения гегелевской философии, нам нужно обратиться не к его "Феноменологии духа", а скорее к "Философии истории", "Философии права" и "Философии религии". При этом нужно помнить, что гегелевская философия в целом есть философия истории.
Прежде всего упомянем один важный вопрос, по которому взгляды Гегеля и Маркса совпадают. Оба они были революционными мыслителями. В части философских намерений и на практике для обоих шла речь о революции. Гегелевская философия тоже ведь имела своим центральным предметом революцию. Революция постоянно волновала Гегеля, с юных лет и до самой смерти. Никто из философов до Гегеля не занимался столь интенсивно феноменом революции. Незадолго до смерти он писал своему другу Нитхаммеру: "Всю жизнь мы боялись и надеялись, и старое сердце думало, что могло бы и успокоиться. И вот теперь снова наступил перелом, беспокойство, вновь всплыли опасения и заботы".
Мы говорили уже о том общем, что было присуще Гегелю и Марксу в оценке Французской революции. Коснемся теперь вопроса, в чем состояло различие между ними. В противоположность Марксу, Гегель не верил в возможность другой революции, которая была бы продолжением и завершением Французской революции. Он не верил в то, что такая революция не составила бы угрозу или не ликвидировала бы вообще свободу личности, достигнутую в результате Французской революции. Гегель полагал, что абстрактную формальную свободу нельзя сохранить без присвоения сущности истории, без христианского обоснования свободы и ее происхождения.
