Улица становится нашей | страница 30



— Год рождения? — спросила Валентина.

— Незапамятные времена, — ответил Юра Валенкин.

— Место рождения?

— Бог — подкидыш. Народы все время подкидывали его друг другу. Так что установить настоящее место рождения бога до сих пор не удалось.

В зале снова хихикнули. Валентина встала и сказала:

— Бог Саваоф, или как там его еще, обвиняется в том, что мешает жить хорошему человеку Феде Пустошкину.

Федина бабка, сидевшая рядом с Суматохой, беспокойно заерзала в кресле, отыскивая глазами внука. Но не отыскала.

Предъявив богу обвинения, Валентина пожелала узнать, признает он себя виновным или нет.

— Нет, — ответил Юра Валенкин от имени бога. — Бог Саваоф не может признать себя виновным до тех пор, пока не узнает, в чем конкретно его обвиняют.

Валентина не полезла в карман за словом.

— В том, — сказала она, — что бог Саваоф не разрешает Феде носить пионерский галстук, ходить в кино, петь песни.

— Бог Саваоф не может принять неподтвержденных обвинений, — возразил Юра Валенкин.

Долгий, как на уроке, поднял руку.

— Слово предоставляется прокурору, — объявила Валентина.

— Прошу вызвать пострадавшего Федю Пустошкина, — сказал Долгий.

— Федя Пустошкин! — крикнула Валентина.

— Я тут, — сказал Федя, выходя на сцену.

— Скажи нам, Федя, — начал Долгий, — почему ты не хочешь быть пионером?

— Я хочу… — Федя застенчиво улыбнулся, — Это бабка не хочет, чтобы я хотел.

— Почему?

— Бог не велит.

— А в кино ходить?

— И в кино не велит.

— У меня вопросов больше нет, — сказал прокурор Долгий и подмигнул Феде: — Что скажет защитник?

Юра Валенкин церемонно поклонился прокурору.

— Защитник скажет, что бог действовал в интересах самого Феди Пустошкина.

— Как так? — опешил Долгий.

— Неужели не ясно? — Юра Валенкин пожал плечами и, молитвенно сложив руки, изрек: — Отроку, решившему вкусить сладость райской жизни, негоже предаваться соблазнам жизни земной.

— Я и не предаюсь! — крикнул Федя Пустошкин. — Я в кино хочу, а она не пускает.

Смех волной прокатился по залу. Федина бабка поджала губы и забилась, как улитка, под черную шаль.

— Есть вопрос! — Долгий снова поднял руку.

— Пожалуйста, — сказала Валентина.

— Имею вопрос к защитнику, — сказал Долгий, — Можно ли слышать, не имея ушей?

— Нельзя, — подумав, согласился Юра Валенкин.

— Можно ли видеть, не имея глаз?

— Нет как будто, — последовал ответ.

— Можно ли мыслить, не имея головы?

— Странный вопрос…

— Можно ли существовать, если тебя не будет?

— Честно говоря, сомневаюсь, — чистосердечно признался Юра Валенкин. — А что?