Многие святые вынесли великие предсмертные муки; толкования различны: может, святые пастыри терпят за грехи своих чад, может, для примера нам грешным; знаем одно, Господь не посылает креста выше сил человеческих, поэтому слабым и малодушным вроде нас такие испытания, вероятно, не грозят.
Молодые всё время чего-то ждут: праздника, подарка, весны, а старенькие все подарки уже получили, напраздновались, им теперь все времена года нравятся и каждый день в радость. Вообще-то «в монахе, каких бы лет он ни был, постоянно встречается и старец, и юноша; он похоронами всего личного возвратился к юности» – заметил, ты не поверишь, Герцен. Вот юными бы и войти в новую жизнь, ведь не умирать же в самом деле готовимся! А собираться потихоньку надо, в разуме и спокойствии, в любви и надежде.
Священное Писание недвусмысленно считает долголетие воздаянием за добродетель[7]; с возрастом обостряется восприятие жизни как драгоценного дара Божия; за всякий дар надо благодарить, всякий дар нужно с ответственностью хранить и приумножать, радуясь предоставленной возможности в чем-то еще покаяться, что-то еще увидеть, понять и исправить. Недаром замечательный самобытный старец Феофан Новоезерский, оставивший яркие, живые воспоминания, признаваясь в «греховной горести» юных лет, среди великий благодеяний считал терпение Создателя, Который даровал ему время, довольное для покаяния, спасал «в смертных случаях», и сохранил «до старости и престарения».
Иногда, говорят, в конце приходит самое главное утешение, ради которого живут монахи: вожделенный, сладостный дар чистой благодатной молитвы. Помнишь стихи сестры нашей монахини Л.:
Там
в покое
в его глубине
ты в мгновенье вмещаешь вечность,
как прозрачная бесконечность
в сердце с Богом наедине.
Там
во мраке
таинственной тишью
слышишь зов – поглощаешь мыслью.
Только это зовется жизнью,
Царством Света в небесном дне…
к оглавлению
Хорошо ли умереть молодым
…Всё осмотрительность – она всю жизнь его водила за нос.
А он ей верил, как безумец, этой лгунье, что смеялась:
«До завтра подождешь. Еще вся жизнь осталась впрок».
И сколько он порывов обуздал в себе отказом
От радости возможной, и его безмозглый разум
Все упущенья днесь высмеивают в нем.
Константин Кавафис[8].
Мало кто думает о старости, никто не готовится к ней, хотя всякому желательно прийти к финишу достойно, красиво, без страха, стыда и бесплодных сожалений. Болезни и немощи представляются отвратительными, особенно тому, кто, в силу односторонности мышления, «звучит гордо», воображая себя независимым и свободным и надеясь оставаться таким вплоть до визита
